Адам Гидвиц - Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака

щепке.

Но из всех крестьян нашей деревни – а их было гораздо больше, не буду утруждать вас перечислением людей, которые не попали в этот рассказ, – Жанна больше всего любила старую Терезу.

Старая Тереза была чудная. Она ловила лягушек в лесных ручьях и собирала их кровь в склянки, чтобы давать ее людям, когда те заболевали. Она смотрела на звезды ночью и по тому, как они двигаются, могла предсказать тебе будущее. Она была, ежели честно, ведьмой. Но она была славной старой ведьмой и всегда добра к малютке Жанне.

И в один прекрасный день оказалось, что наша малютка Жанна такая же странная, как Тереза.

Я была там, когда на нее нашло в первый раз. Она носилась у меня по двору за Марком – сыном Марка – сыном Марка – и остановилась как вкопанная. Она точно одеревенела, и так и стояла, с закаченными глазами, а потом повалилась, словно и впрямь была полешком, которое кто-то толкнул. Она так и лежала на земле, и я видела, как тряслись ее худые ручонки и ножки, как стучали зубы.

Я до смерти перепугалась. Я закричала и бросилась за старой Терезой, потому что она одна не трудилась на поле. И мы обе склонились над малюткой Жанной.

Но вскоре припадок прекратился. Дыхание у нее было прерывистым, но она больше не тряслась. Тереза присела рядом с малышкой и приподняла ее. Подвела ей под голову свою морщинистую руку. Жанна открыла глаза. Старая Тереза спросила, что случилось, как она себя чувствует, всякое такое. Я тоже наклоняюсь, гадая, придет ли Жанна в себя. И тут Тереза и спрашивает: «А ты видела что-нибудь, малышка?» Не знаю, что она имела в виду.

Но наконец лицо Жанны проясняется, и она отвечает: «Я видела дождь».

И тут же, в этот самый миг над головой раздается раскат грома. Небеса отверзлись, и хлынул дождь.

Клянусь жизнью!

Я перекрестилась чуть ли не сотню раз и уже хотела бежать и рассказать всем, какое я только что узрела чудо, но Тереза ухватила меня за запястье.

У нее были выцветшие голубые глаза, у Терезы. И она крепко сжимала мое запястье. А потом сказала: «Никому не говори, что тут случилось». По ее морщинам ручьями стекал дождь. «Ни одной живой душе не говори. Даже ее родителям. Я сама разберусь с этим. Поклянись».

Слишком многого она от меня хотела – видеть, как малышка творит чудо, и никому, даже ее родителям, не говорить об этом. Но когда старая Тереза хватает тебя за запястье и смотрит тебе в лицо этими своими бледно-голубыми глазами… В общем, я поклялась.

После этого малютка Жанна стала проводить много времени со старой Терезой. С ней и потом случались эти припадки, но она больше не прозревала будущее. А если и видела что-то, то никому об этом не рассказывала.

Пока однажды, несколько лет спустя, это не повторилось снова. Я была тогда с ней и Терезой, когда с Жанной случился один из этих ее припадков – обморок, судороги, закаченные глаза, – а потом она очнулась и сказала, что идет великан. Тереза сказала, что это бессмыслица, и велела ей молчать. Здесь, в этой части Франции, нет великанов. Но Жанна повторяла это вновь и вновь. Я не могла взять в толк, зачем она твердит это при мне. Разве Тереза не запретила ей говорить о своих видениях при других людях?

Но потом Жанна сказала, что великан пришел за старой Терезой и заберет ее с собой.

Признаюсь, это нас напугало. А Тереза, когда это услышала, как-то примолкла.

И точно, назавтра пришел великан. Не знаю, был ли он и в самом деле великаном или просто самым рослым человеком, которого мне доводилось видеть. Но Марк – сын Марка – отец Марка, самый высокий в нашем городке, едва доставал ему до середины груди. Рыжая шевелюра гиганта торчала дыбом, рыжие бакенбарды топорщились. И на нем было черное одеяние – черное одеяние монаха.

Он звался Микеланджело. Микеланджело ди Болонья.

Малютка Жанна работала с родителями в поле, когда прошел слух о появлении великана. Она подошла к кромке поля. Она увидела великана, широко шагающего по деревенской улице, так что полы его черной рясы развевались за ним.

А навстречу ему шел мой глупый свояк, Шарль-бейлиф. За руку он тащил Терезу и выкрикивал какую-то чушь о новых законах, что велят искоренять ересь и языческое колдовство, и другие странные вещи, которых он только-только нахватался где-то. Он --">