Фреда Уоррингтон - Янтарная Цитадель

окружала беззвучно гомонящая, бурлящая толпа.

Ниже по склону люди и кони волокли по крутым скатам к боковому фасаду театра стенобитное орудие. Толпа хлынула вперед, пытаясь задержать пришельцев, и навстречу ей, подняв мечи, ринулись солдаты в зеленом и офицеры в синем с золотом. И все без единого звука.

Мужчина-элир стиснул руку спутницы.

Солдаты пробились через толпу. Качнулся таран, и навершие его врезалось в стену здания. По мрамору побежали уродливые трещины. Мятущаяся толпа напирала, стремясь остановить размах тарана, но людей рубили мечами, сбивали с ног, хватали и заковывали в цепи.

Еще один удар. Покачнулась, выпала из ниши на фронтоне и разбилась о мраморные плиты внизу статуя – Нефетер, богиня поэтов, преданая и погубленная.

Женщина вздрогнула.

В отчаянии элиры наблюдали, как все более жестокой становится схватка. Видение казалось разорванным, непостоянным, так что несколько часов схватки сжались до пары минут. Те, кого не убили и не схватили солдаты, разбежались – по крайней мере, толпы вокруг театра больше не было. Мертвые тела оттаскивали в сторону, но на белом мраморе оставались кровавые пятна. А разрушительная работа продолжалась, и все здание было уже готово рухнуть.

– Хватит! – воскликнула женщина. Ее паутинно-тонкая вуаль намокла от слез.

– Это лишь видение, – резко проговорил мужчина.

– Лишь виденье? – эхом отозвался провидец, и холм провалился в бездну. – Внимайте, господин, – ясновидящий указал на колодец, – это предназначено вам.

Во втором видении была тьма. Снова черное зеркало воды прыгнуло им в лицо, но свет не вспыхнул за ним – только влажная, живая тьма.

Не было откровений. Не двигались армии, людские или бхадрадоменские. Не рушились крепости, не раскрывались в подземных логовах зловещие тайны, не заключались союзы. Только это —

Ночь. Лес. Дождь сочится сквозь листву, размывает тропы. Над головой – расходятся облачка, открывая взору серп небесного светильника, который люди зовут Лиственной луной; она не дает света, и лишь тусклое зеленоватое мерцание ведет одинокого всадника.

Взмыленный конь – чалый мерин с темной гривой и хвостом, той породы, что предпочитают сеферетские дворяне. Всадник жмется к его крупу, и разлетаются на ветру плащ и длинные волосы. Стучат по грязи копыта, конский храп смешивается с дыханием всадника – жарким, загнанным, отчаянным.

– Куда он спешит? – прошептала женщина.

– Предупредить их, – донесся в ответ голос провидца, рваный, точно отражение мыслей самого всадника. – Тех, кто еще не знает. Надо предупредить – горе, мрак, но они же не поверят, они не знают! Надо дойти. Помощь. Но я скакал всю ночь, конь загнан, а оно преследует… Они не позволят мне дойти. Но я сдамся. Иначе нельзя. Или так, или смерть…

Конь спотыкался, оскальзывался на мокрой траве и грязи. Всадник с трудом удерживался в седле. Ветви над его головой сплетались, как руки, деревья образовывали живой туннель, а позади, медленно нагоняя и подгоняя всадника, мчалось в небе черное семя.

Мужчина-элир вздрогнул, захваченный азартом гонки.

Конь споткнулся и встал, дрожа всем телом. Всадник оглянулся, хватая воздух ртом – все тихо, только капли падают с листьев. Может, они обогнали тварь? Может…

Не только элиры, но и сам провидец ощутил всплеск его ужаса. Небо обрушилось, сквозь полог ветвей рванулось к ему нечто, сгусток тьмы весь из горящих глаз и когтистых крыльев. Пронзительно заржав, лошадь понесла.

Еще пару мгновений всадник оставался в седле. Потом кинжально-острые когти впились ему в плечи, со страшной силой сдернув с коня. Мгновение паники, падение в водоворот кожистых перепонок и немыслимой тухлой вони. Где-то на краю поля зрения мелькнул хвост удирающей лошади. «Хотя бы конь уцелел», была последняя мысль всадника. А потом, пресекая последний хриплый вопль, зубастый клюв вонзился в шею и вырвал всаднику глотку.

Темная туша скорчилась над своей добычей, валяющейся на лесной тропе. Сцену охватила неровная круглая рамка, еще секунду она держалась на дне колодца, а затем померкла, оставив лишь мутный хрустальный круг.

Придя в себя, провидец, как обычно, обнаружил, что чуть не выпал из кресла. Слюна стекла на плечо, замарав одежду, серебряное мерцание угасло. Провидец чувствовал себя очень старым, съежившимся, сморщенным в жаркой скорлупе одеяний.

Молчание затягивалось. Ясновидец не видел лиц элиров и не нуждался в этом – он и так --">