Энн Маккефри - Корабль, который пел

Дженнаном. Они знают все достоинства друг друга — и все слабые места. Впереди их ждет небо в алмазах, постоянное стремление к новым победам и свершениям.

Хельва замерла: ей хотелось продлить этот миг. Мгновения столь чистого счастья так редки, так недолговечны…

И как будто подтверждая это, запищал сигнал Ценкома.

— Это вы, м-р Паролан, то есть Х… я хотел сказать НХ-834? — заикаясь, проговорил смущенный голос.

— Паролан слушает, — ответил он, не отводя глаз от ее пилона, зная, что она сама включит микрофон.

— Сэр, мы не можем воспользоваться лифтом, чтобы доставить вам то, что вы просили, потому что…

Дав отбой, Хельва сняла звуконепроницаемое поле, спустила лифт и открыла дверь шлюза.

— Черт возьми, ну и видок же у меня — ты только посмотри, как раз для командира! — ругнулся Найал, внезапно осознав, как выглядит и во что одет. — Я, пожалуй, был бы чище, если бы они притащили меня волоком. — Он направился к пилотской кабине, на ходу стаскивая с себя рваный, перепачканный комбинезон. — Хельва, закажи мне какую-нибудь одежонку у интенданта — он знает мой размер. Вели принести черный чемоданчик, я оставил его у Семнадцатого поста. И еще: я закоротил датчики между семнадцатым и восемнадцатым.

Он продолжал отдавать указания, одновременно принимая душ, облачаясь в спешно доставленную форму, наскоро перекусывая на камбузе. Лифт и связь работали без передышки. В главной рубке появились дополнительные столы, на которых расположились макеты двигателя и отчеты, услужливо присланные Добриньоном. Найал послал за всеми записями, сделанными на корабле-разведчике. Казалось, он не знает усталости — а ведь он не ложился всю ночь и полдня провел в бегах. Нет, Рейли никогда не загонит Паролана так, как он может загнать сам себя… и ее в придачу.

— Эй, Хельва, вдруг сказал Найал, выглянув в открытый шлюз, — включи-ка свет. Я почти ничего не вижу.

— Я и не знала, что уже так поздно, — проговорила она, всматриваясь в тропические сумерки.

И как раз в этот миг звонкий медный голос трубы с крыши главного корпуса возвестил об окончании дня. Конец дня… и одновременно реквием. Звучный протяжный напев поплыл над огромной базой, к дальнему кладбищу, скрытому в густой тени деревьев. Когда-то она слышала в нем только реквием. Но сегодня… «Каждый день умирает, — думала Хельва, — позволяя ночи, несущей мрак печали и забвенья, свершить свой путь и принести… новый день. И эта песня горна — простая и точная метафора начала и конца».

Кончен день,

Ночи тень

Скрыла звездным плащом небосвод голубой.

Все пройдет.

Отдыхай

Бог с тобой.

Прощай, Дженнан. Здравствуй, Найал.

Вот последняя нота замерла в бездонном космосе… и в ее сердце, и она поймала взгляд Найала — чуткий, все понимающий.

— Что за сентиментальная традиция для нашей современной службы, пробормотала Хельва. — …Трубить вечернюю зарю на закате.

— А ведь тебе это нравится, — сказал он внезапно охрипшим голосом. — Ты бы даже всплакнула — если бы могла.

— Да, — согласилась она. — Если бы могла.

— А знаешь, это даже хорошо, что я такой паршивец. Как-то уравновешивает твое нежное сердце, подруга, — проговорил он. — Прошу тебя, Хельва, оставайся такой всегда.

И эти слова прозвучали для нее, как самая прекрасная песня.

--">