Ника Дмитриевна Ракитина - Виса-а-Сунниве [СИ]

Неостановимо текло оно, как река; и плащи и гривы коней реяли на ветру. Слитно текло оно, как безглазая змея, повинуясь неслышимому зову. И ощутили отвращение воины, и отшатнулись.

— Крысы, — сказал один.

Больше он не сказал ничего. Друг его увидел рукоять ножа, торчащую меж лопаток. И обернувшись, серую деву увидел он на холме (клинол лам ев сабр). Она смеялась.

И спрятала она нож в складки плаща и глядела странно.

И спросил Энлиль:

— Зачем ты убила друга моего?

— Не знаю.

И куталась в плащ она, точно ей было холодно, и была похожа на дым. И спросила она:

— Зачем ты пришел сюда? Что ты ищешь в моих пределах?

— Я хочу убить зло.

— О-о… — брови ее изогнулись круто. — Ты, побежденный, хочешь побеждать? Ты, раб?!

— Я человек.

Звонко засмеялась она — как живая. А затем сказала:

— Как жаль… Кровь не течет в моих жилах, а то бы я любила тебя. И сказала она:

— Если я позову, придешь? Или трусом назвать тебя сразу?

И Энлиль ответил:

— Приду.

9. Владычица сидела в белом шатре своем, и тишина была вокруг, и только мерно и тяжело шагали снаружи часовые. Полог трепетал от ветра; оживая в ночи, пахли степные травы, и в отверстие крыши заглядывала влажная большая звезда.

Служанка спала в углу, всхлипывая во сне. На жаровне вспыхивали и гасли синие угли. В походном кресле сидела Сунниве, задумавшись, и черный нож лежал у нее на коленях. Потом наруч отстегнула владычица, и он золотой змейкой скользнул к ногам ее. Сунниве наступила на него. Завернув кольчужный рукав, обнажила до локтя руку. В свете жаровни кожа казалась голубой. Задумчиво глядела Сунниве, сжимая в ладони костяную рукоять ножа. Потом полоснула по напрягшейся руке.

Верна была рука владычицы (кил ханиран). Распластала кожу от локтя до запястья. Та раскрылась, как цветок, сахарно забелела в ней кость. Но ни капли крови не вытекло из раны.

На голубое, на сахарно-белое распластанное тело свое глядела Сунниве, и свет меркнул в ее глазах.

10. И Серая Дева позвала.

На холме стояли они, и степь, как море, колыхалась вокруг. И белые кони паслись в траве. И полынные горькие запахи плыли над землей. И колючий татарник пах сладко розовыми цветами, и ветер гнал волны по ковылю. И степь пахла мятой и сухой степной земляникой, и ягоды мерцали в переплетениях трав.

На холме стояли они под закатным солнцем, и холм возносился среди трав, как корона. И к небу возносил их среди волнующейся травы.

И сказал Энлиль:

— Я пришел.

И грозная Дева (нэна фенри) отбросила серый плащ свой, вьющийся на ветру.

И в золоте сверкающая, владычица предстала перед ним. Владычица Сунниве стояла перед ним в золоте, шуршащем, как чешуя. Энлиль отшатнулся.

Рукой, закованной в золото, коснулась она волос его, и голосом тихим, как дуновение, молвила:

— Не уходи…

11. Равного себе искала я и не находила. И вот пришел ты, равный мне; и я хочу тебя.

И сказала Сунниве:

— Ты мой.

И шагнула к нему, протягивая руки. И поцеловала в лоб, там, где сходятся брови. И обвила руками шею его.

— Ты мой! — сказала Сунниве. — И никто не посмеет стать между нами, или степь, цветущая вокруг нас, обратится в пепелище.

И сжал ее Энлиль в руках своих, невольно отвечая на объятия. И сильны были руки его на плечах ее. И шептала Сунниве, целуя его:

— Это судьба.

12. Страшна была гордыня ее. А у него были глаза безумца или больного, и, похоже, он не понимал, кого держит в объятиях.

Он сжимал ее так, что хрустели кости.

Сунниве смеялась.

Золото сыпалось с нее, как чешуя, как старая глина с сосуда прекрасной формы. Золото сдиралось вместе с кожей.

Сунниве смеялась. Потом он обнажил ее.

Он был первый, кто узрел ее без доспехов. Ее тело было как пена и серебряный лунный свет (гэль арини).

Потом Энлиль взял ее. Взял не как берут любимую, а как солдаты женщин в сожженных ими же городах.

В бешеной радости она принимала его, и им обоим было больно.

Потом он, глядя в землю, седлал коня.

Степь зазвенела под копытами, и его скрыли окрашенные в кровь зарею травы.

Сунниве сидела на песке. Все тело ее было в ранах, кровь текла по ногам. Она сидела на песке и хохотала.

Серый Призрак перестал тревожить людские пределы.

13. Кшишей в плавнях, змеею в травах скользила она, и никто не заметил ее. Пробралась она спящим лагерем и узрела: голубой стяг над шатром, белый конь у шатра.

Был беден шатер его: слева оружье, справа ложе из --">