Руслан Ряфатевич Агишев - Обрести силу

здесь никто не видел… Постойте! — вклинился уже другой голос. — Я, кажется, его видел…

Ему все-таки удалось открыть глаза. Лежал Кирку в ярко освещенной небольшой комнате, в которой находилось пять или шесть гномов. Все они пристально смотрели на него — кто настороженно, кто с любопытством, кто даже с жалостью.

— Очнулся, — то ли спросил, то ли сказал один из них — молодой с широким открытым лицом гном. — А то мы уж думали, что… того…, — гном кивнул куда-то наверх. — Говорить можешь? — Кирку, подумав, кивнул головой. — Хорошо. Твои письма здесь, — он положил рядом с ним оба футляра. — С чем ты приехал к нам?

Бродяга ответил не сразу. Он переводил взгляд с одного гнома на другого, пытаясь определить главу клана.

— Я, Кирку Бродяга из клана Каменной башки, — наконец, начал говорить он. — У меня послание от старейшины Дарина Старого к главе клана Черных топоров.

Стоявшую рядом с его лежанкой миловидную гному с влажным платком в руке он практически не рассматривал. Чтобы женщина была главой клана, такого еще не было в истории Подгорного народа. Двух здоровяков со скучающими лицами, теребивших тяжелые секиры, он тоже отбросил. С тремя же оставшимися — с мощным гномом в черном прожженном во множестве мест фартуке, молодым гномом с любопытным лицом и седым как лунь стариком с настороженным недоверчивым взглядом — было не все так однозначно.

— Я должен передать послание главе клана, — приподнявшийся на лежанке гном, вопросительно смотрел на заинтересовавшую его троицу. — Только главе…

Молодой гном усмехнулся и, не оборачиваясь, негромко проговорил.

— Грум, Кром, проверьте, как там стража на воротной башне.

Оба здоровяка тут же радостно загоготали словно им предстояло что-то очень занимательное и веселое.

— Я Колин, глава клана Черного топора, — Тимур сделал шаг к лежанке и протянул руку за вынутым из футляра пергаментом. — И у меня нет тайн от моих… братьев…, — тут он бросил взгляд на зардевшуюся гному и добавил. — От всех.

Тимур взял пергамент и, развернув его, начал разбирать рунную вязь темно-красных символов.

— Приветствую тебя… так-так… глава клана Черного топора, — все, кто находился в комнате, внимательно слушали его негромкий голос. — Наше сердце полно печали и страха… Да уж… Плохо дело… Черт! Не плохо, а хреново! — кое-какие лирические отступления парень пропускал, выискивая важные куски в послании. — Настал час тяжелых испытаний для подгорного народа и от каждого из нас зависит… Это все конечно понятно. А что делать-то?

Облокотившийся на смятое в ком покрывало, Бродяга вслушивался в ясно звучавшие в голосе нотки неприкрытого интереса.

— Кажется, вот… Владыка Кровольд презрел чувства и чаяния подгорного народа, уподобившись алчущему крови зверю… Его жестокость страшна и заразительна. К нашему ужасу и стыду и эти страшные и постыдные чувства овладевают многими гномами, будоража их и заставляя с яростью бросаться в авантюры владыки Кровольда, — продолжал Колин. — Я тайно направил посланников и в другие кланы, где есть недовольные, с предложением… Хорошо… Клан Бронзовой кирки уже ответил согласием на это предложение, — голос гнома явно повеселел. — От Рыжебородых еще нет известия, но я ожидаю их ответа со дня на день. Пришло время созвать священное собрание кланов, которое предъявит владыке обвинения и выдвинет нового претендента на трон подгорных владык.

Стоявшие вокруг Колина гномы оживились. Самым взволнованным выглядел, как это ни странно, отец Амины. Старик, едва услышав о собрании кланов и о новом претенденте на трон, весь подобрался, словно дикий зверь перед прыжком, и начал сверлить взглядом Колина.

Такая реакция бывшего главы клана не осталась не замеченной. И все собравшиеся, за исключением Бродяги, прекрасно понимали, чем именно она вызвана… Клан Черного топора, при всей его малочисленности и военной слабости, все же оставался одним из старейших, а его главы не раз в истории подгорного народа занимали трон владык.

— Вот же черт, — пробормотал Тимур с некоторым неудовольствием, понимая, что может последовать за этими событиями: они были в относительной безопасности, пока не высовывались из своей дыры, были слабы и никому не интересны. — Как не во время то, — он определенно рассчитывал на несколько месяцев относительного спокойствия и ни как не собирался участвовать в каких-то заговорах и уж тем более в --">