Анна Алмазная - Запах вереска [СИ]

лунный цветок. Меня учат танцевать их странные танцы, но это даже приятно, это так похоже на то, как учили Айрона драться. А еще я учусь играть на флейте. И Лейла говорит, что у меня хорошо получается.

Такой, как Лейла, мне не быть никогда. Я и не хочу быть такой. Я задыхаюсь от ее мыслей, от ее разговоров, от ее вечной женственности. Я понимаю, что она красива, красива по-своему и счастлива, но я не могу быть счастливой… не могу быть чьей-то куклой.

Она добрая. Дружит со мной, разрешает положить ладонь ей на живот и почувствовать, как бьет ножками малыш.

Я радуюсь ребенку Рори так же, как и Лейла. И чувствую поднимающийся в горлу стыд — я не хочу своих детей. Не хочу быть хорошей матерью, не хочу быть хорошей женой. И не понимаю до конца — почему. Ведь Рори так добр ко мне, шлет письма, подарки. И Лейла… Лейла стала мне сестрой, которой у меня никогда не было.

Мы много разговариваем, о разном. И никогда не повышаем голоса — сумеречники вообще очень тихие.

Я теперь тоже люблю ночную тишину, полную едва слышных шорохов.

Женщина живет для рождения детей. Это ее плата за тот добробыт, что дарит ей муж.

Ночь сегодня какая-то особенная. Я не могу спать — низ живота тянет болью. И пожаловаться некому — с самого утра все бегают, суетятся, «готовятся к ритуалу». Мне помогать нельзя. Пока нельзя. Почему «пока»?

Ночью служанка видит пятно на моей простыне и расцветает улыбкой. Заставляет наспех умыться и переодеться, хватает за руку и тянет за собой.

В этой части замка я никогда не была, меня сюда не пускали. Коридоры тут выше и тоньше, уносятся ввысь стрелами узких окон. И опять лунный свет… прожигающий насквозь, скользящий по полировке стен, по каменному полу, тенью бегущий следом в тонкие разрезы дверей.

Служанка торопит, боится, что не успеем, а я все гадаю — куда, зачем мне успевать? И лишь влетая в округлую залу, с ума схожу от сожаления, что не пришла сюда раньше. Будто меня раньше обманывали, не показывали что-то очень-очень хорошее, что я мечтала увидеть всю жизнь.

Вокруг тишина. Густая, плотная. Когда и вздох кажется лишним, глупым, а стук сердца — слишком громким. Волшебная тишина, отзывавшаяся в ушах шумом крови, ласковая, обволакивающая теплым одеялом, пьянящая, разлетающаяся лунным светом в зеркалах. И разрываемая громким протяжным криком.

Кричит Лейла. Бьется на белоснежном алтаре, плачет и рвется в удерживающих ее путах. Слипшиеся от влаги волосы ее разлетаются по плечам, на обнаженных плечах серебрится бисер пота, выступают на руках корни жил. Она теперь не красива. Она то исходит в крике, то лежит неподвижно, тяжело дыша, ожидая следующего приступа. А вокруг? А вокруг вдоль стен стоят неподвижно люди. Я и не знала, что в этом замке так много людей…

А мне все равно… Ведь вереском пахнет так, что дыхание перехватывает.

Лейла вновь кричит, но крик едва прорывается сквозь загустевший воздух. Я шагаю вперед, и кто-то удерживает меня за руку, что-то шепчет на ухо. Я узнаю лишь одно слово: «Нельзя!» И с губ слетает стон разочарования — я до боли хочу оказаться хоть на шаг ближе к тому, кто сидит на расписанном рунами троне.

Он великолепен, как не может быть великолепен ни один человек, не имеет права. Белые одежды его стекают лунным светом, губы чуть приоткрыты и улыбаются, во взгляде, направленном на алтарь, стынет легкий интерес.

И в одно биение сердца я вдруг понимаю, что такое любить. Любить до безумия, до прерывистого дыхания, до дрожи в коленях. И желать, как никогда и ничего в жизни, поймать его взгляд, и бояться этого так же сильно, как и желать.

Не понимаю. Схожу с ума. Боюсь двинуться и душой рвусь к нему. Мысленно касаюсь кончиками пальцев его точеного лица, глажу шелк серебристых волос. И ревную. Боги, как же я его ревную! К лунному свету, что смеет путаться в его волосах, к Лейле, захватившей его внимание! К людям, которых тут слишком много!

Лейла вновь кричит, раскаленной стрелой врезается в душу разочарование. Мужчина на троне мертв. Это всего лишь искусно сделанная статуя. Еще. Один. Мертвый. Бог.

Задыхаясь, я чуть было не падаю на пол, но крик Лейлы останавливает. Холодной волной окатывает стыд. О чем я думаю? А какой-то статуе? Лейле сейчас плохо, а я думаю о статуе?!

Крик становится протяжным, несет облегчение, сменяется новым — младенца. Взлетает ввысь, к прозрачному потолку, тихая мелодия, мигают насмешливо звезды. И прокрадывается в сердце --">