Варвара Клюева - Пестрая Банда

совсем не оставишь!

– Ты ее чувствуешь? – удивился Берни, тоже высвобождая ладонь. – М-да, ребята, на вашем фоне я бледнею до полной незаметности! Может, не позориться, уйти, пока не позвали?

Девчонка хмыкнула.

– Сядь и не блажи, гордый тер. У тебя какие стихии: воздух и огонь? А я менталистка, ещё бы мне магическую силу не чувствовать!

– Значит, теперь ты можешь услышать их мысли? – оживился Берни, кивая на высокие резные двери кабинета.

Крессида даже подпрыгнула от возбуждения.

– Ты гений! Я сейчас…

И застыла с отсутствующим выражением лица. Потом снова заговорила – странным, как будто неживым голосом:

– Это возмутительно. Какой-то учителишка, даже не маг, будет давить на ректорат академии. И чего Дальезе с ним цацкается? … Вот вцепился бульдог, ведь и правда напишет жалобу королю… Так они до вечера будут препираться. Какой бы придумать предлог, чтобы смыться без скандала? … Можно подумать, академия рухнет, если выгонит этого оболтуса или разрешит ему пройти испытание еще раз… – Тут Крессида отмерла и заговорила нормально. – Нет, от их мыслей нам проку не будет. Тем более что кое-кто экранируется. Берни, я ведь правильно угадала, что твоя стихия – воздух? Может, увеличишь немного амплитуду колебаний, чтобы здесь был слышен их разговор?

– Ты угадала, но не в том порядке, – признался Берни. – Первая стихия у меня огонь. Воздух – вторая. Я с ним не то чтобы очень… Но попытаюсь. – Он поднял руки открытыми ладонями вперед, постоял немного, подошел ближе к дверям, прислушался. – Гомон стоит, ничего не разобрать… О, вот, кто-то не выдержал, перешел на крик. Могу, кричит, понять, когда абитуриент по неведению израсходовал силу перед экзаменом. Но если его сила проявилась единственный раз, пять лет назад? Может, это был случайный выплеск. Или вообще ошибка… Снова хором гомонят. Варди, твой витальный дар, случайно, не позволяет работать с мертвым деревом? Можешь усилить вибрацию двери?

Вардан пожал плечами.

– Попробую.

– Мертвое дерево вообще-то относится к стихии земли, – заметила Крессида вполголоса, чтобы не мешать Вардану сосредоточиться. – Но я не уверена, что Варди виталист. У него необычная структура дара, я такой еще не…

Окончание ее фразы перекрыл громкий треск. Берни, совершив немыслимый прыжок, успел отскочить от рухнувшей дверной створки. За оглушительным ударом последовала не менее оглушительная тишина. Вскочившие на ноги академики безмолвно таращились на сиротливо покачивающуюся половинку двери, образовавшуюся брешь и испуганных соискателей. А потом надутый индюк господин Мазель самым невозмутимым тоном произнес:

– Кто-то, помнится, выразил сомнение в наличии у выпускника нашей школы зачатков магической силы. Надеюсь, теперь этот вопрос снят?

2. Наречение

Крессида появилась в комнате почти одновременно с собственным стуком – Вардан едва успел спустить ноги с кровати.

– Валяешься? А кто клялся, что перед ужином позанимается химией? – спросила она с напускной суровостью. Подошла, протянула миску с грушами, дождалась, пока Варди возьмет парочку, и перепорхнула с миской на подоконник, свое излюбленное место. – Так я и знала, что за тобой нужен глаз да глаз! Видишь, конспект принесла? Теперь не отвертишься.

– Вот свалились доброхоты на мою голову! – Пожаловался Вардан в пространство. – Хоть бы пинар отдохнуть дали! Берни только-только отвязался со своим древнефрагийским. С самого обеда неправильными глаголами мучил…

На самом деле дружеская забота Кресси и Берни трогала Вардана до стеснения в груди. Если бы не их помощь, ему, с его пятью классами казенной школы для неимущих, в академии пришлось бы ох, как солоно! Одни конспекты чего стоят! Разве этими лапищами, так и не привыкшими к тонюсенькому перу, поспеешь записать за лектором, который вдохновенно обрушивает нескончаемые вороха сведений на несчастные головы схоларов? Счастье, если половину запишешь, а потом половину этой половины разберешь. Каким бы болваном Вардан выглядел на семинарах, если бы друзья – безо всяких просьб и лишних разговоров – не взяли его под свою опеку!

Вот ведь странность какая: в школе, где все ученики были равны по положению, над Варди – огромным, неловким, медлительным как в движениях, так и в соображении – все только насмехались. А здесь, в академии, где деревенских парней и не встретишь почти, его приняли как равного. Если кто и посмеивается порой, то добродушно, без едкости. --">