Сергей Викторович Васильев - Кем должен стать [СИ]

посочувствует, поможет, коли надобно.

Но чем бы ни занимался, а мысли всё о живулечке. Как она там? Не скучает ли? Одобрит ли дела Митрохины? Не обидел ли ее кто-нибудь — что злой человек, что птица или зверь хищные. Еле дожидался, чтоб с работой закончить и к ней вернуться.

Сроднился Митрий с молчаливым светящимся шариком, который ничего и не делал вроде, но от его присутствия душа словно пела. И никого не нужно было…

Снег. Пушистый, легкий, мохнатый, колкий.

В этом году рано выпал, и сразу морозы ударили. Живулька мерзла, к печке жалась, почти и не виден ее синий огонек. Но и без того Митрий знал, что она здесь, с ним. Потому что хорошо на душе. Потому что счастлив он.

Стук в дверь разрушил благостное настроение Митрия. Надо вставать, открывать. Морока. Митроха не спеша подошел и спросил нарочито недовольно:

— Чего тебе?

— Укрыться надо! — шепот глухой, простуженный.

Митрий приоткрыл дверь и пустил человека.

Тот ввалился в сени весь в снегу и тяжело задышал, привалившись к стене. Отдышался чуть, снег с лица утер и спросил насмешливо:

— Узнал?

Как не узнать. Брат родной, про которого уж лет пять не слыхать было. Митрий бровью повел, что признал, и кивнул, в горницу приглашая. Брат как был в дохе, так и зашел, даже не стряхнув снег.

— Что скажешь, Влад? — Митрий говорил сурово, смотрел исподлобья.

— Идут за мной. Может, сбил их со следа, а может — нет, — Влад криво усмехнулся, — а ты, смотрю, богато жить стал.

— Работаю.

Едва донесшийся звук рога заставил Влада потерять всю уверенность. Он присел и заскользил взглядом по избе, выискивая укромные места.

— Близко уже. Не выдашь? — просьба слышалась в голосе Влада, чего Митрий за ним не помнил. Видно, судьба сильно прижала — не захочешь, а просить приходится.

Митрий молча сдвинул в сторону несколько досок в стене, открывая проход в тесный закуток, и показал, чтобы Влад лез внутрь. Брат, покряхтев, уместился в схроне, и Митрий задвинул доски обратно.

Осмотрел горницу, заметил мокрые следы и неторопливо замел их. Потом сел и принялся за ужин.

Дознаватели вошли уверенно, без стука, — маг за главного и два воина сопровождения. Митрий в душе уже свыкся с тем, что пожалуют незваные гости, и вяло пригласил их к столу. Маг лениво огляделся, но на приглашение Митрия не ответил. Ясно, что неспроста они сюда пришли. Маг чуял сбежавшего Влада. Будь его воля, разнес бы избу по бревнышку и достал тепленького. Жаль, что по уложению без слова хозяина в доме ничего трогать нельзя.

— Где брат твой — Влад? — маг решил разговорить Митрия. Авось, слово за слово и выдаст брата.

— Зачем он вам? Что сотворил такого?

— Да ничего особенного. Торговца одного придушил, караван ограбил, Верховного действием оскорбил — мелочевка, — маг любезно улыбнулся. Только взгляд его остался тяжелым.

— Разве вправе я решать — кому жить, а кому на плаху идти?

— Все вы тут философы, как своих прикрывать, — зло буркнул маг, — любого брать можно — не ошибешься.

Так бы и ушли дознаватели ни с чем, да огневая животинка негодующе пискнула, и Митрий обмяк. А ведь права она. Душегубу надо в порубе сидеть, а не среди честных людей разгуливать.

Маг даже удивился, когда Митрий ткнул пальцем в схрон и сказал одними губами: «Берите…»

Влада вынули, пару раз встряхнули и поволокли на улицу. Он не сопротивлялся — против мага невозможно выстоять. Только тоска в глазах и непонимание, как у ребенка, который развернул обертку, а там, вместо печатного пряника, — дощечка лежит.

Митрий не проводил до выхода и дверь за дознавателями не прикрыл — маг, уходя, сам хлопнул.

Что-то не так Митроха сделал. Ошибся в чем-то. И на душе беспокойно стало. Да так, что невмочь — на месте не усидишь.

Синий огонек метался по горнице вслед за Митрием. А тот всё не мог успокоиться. Бегал, бормотал, бросал на огонек злые взгляды. И уже не казалась живулька такой близкой. Синие отсветы резали глаза, тревожное жужжание до самого нутра пробирало.

Вот кто виноват! Это всё она! Митрий внезапно остановился, и светящийся комочек опалил ему волосы.

— Летаешь?! Да?! — Митрий вперился в зависший над столом огонек.

Живулька, конечно, ничего не ответила, только презрительно цокнула: дескать, знай свое место. И так скверно стало у Митрохи на душе, что слова сами полились:

— Что ж ты со мной сделала?! В кого превратила?! Я раньше совсем другим был! А теперь! Я --">