Алексей Титов - Благодать (СИ)

опять тряхнула головой, подумав, что едва не наболтала себе сотрясение мозга – в глазах аж искры промелькнули. Она оглянулась – деревяшка всё махала. Вот ведь интересно как – издали и не определишь, то ли прощается, то ли в гости зазывает. Хорошо бы, если первое; в противном случае – нет уж, спасибочки. Люба, скрипнув зубами, с трудом отвернулась – шея одеревенела, как у той колодезной завлекалочки. И наступила-таки Маше на пятку.

— Осторожнее, чертова корова, — прошипела Маша, едва не упав. Она схватилась рукой за скользкий ствол какого-то огромного сорняка.

— Извини, — сказала Люба, краснея от смущения и злости.

— Ничего. Вадимчик отработает, — ответила Маша. Губы расплылись в улыбочке, видя которую Люба испытала острую потребность повалить рыжеволосую суку в грязь и спотыкаться об ее голову до тех пор, пока улыбочка не разорвется. Сама виновата. Через секунду они уже катались в грязи, в колышущемся, влажно хрустящем бурьяне, колотя друг друга кулаками, раздирая ногтями, вырывая волосы цепляющимися за них кольцами да браслетами, кусаясь и – как же без этого – визжа.

Ребята оглянулись на шум возни. Рысью метнулись к дому, бросили Борьку на крыльцо так, что ноги его свешивались на ступеньки, и набирающий силу дождь, смывая кровь и грязь с конечностей толстяка, стекал по ступеням бурыми ручейками, пузырящимися падающими с неба крупными каплями. Вадим с Шуриком помчались к визжащему кому грязи.

Дождь наяривал. Девчонки – тоже.

Ливень уже стеной лил, струи хлестали по изогнутым спинам, слипшимся грязными патлами волосам, обрывкам одежды, телам, сиявшим в прорехах и красневшим свежими ссадинами.

— Лом найдем? — оторопело полюбопытствовал Вадим.

— Лучше доской, а то кости переломаем, — задумчиво предложил Шурик. Очки его запотели, и это неудобство стало вдруг приятным. — Первый раз её такой вижу. Неприятно. Я не об эстетике.

— Думаешь, Любка моя реслингом занималась? — делано возмутился Вадим. — Давай растаскивать, что ли, а то пока с ними будем вошкаться, толстожопый копыта откинет.

— Типун тебе на язык. Хотя… С домовинами, как я понял, проблем тут точно нет…

— Хорош базарить, — Вадим рубанул рукой по струям дождя, и решительно вклинился в схватку. Дерущиеся не подавали никаких признаков усталости; наоборот, казалось, они колошматят друг друга со словно напитывающимся дождем остервенением. Они уже не визжали – только злобное шумное пыхтение, хруст суставов да треск разрываемой материи. Вадим вонзил в на миг образовавшийся между телами просвет сцепленные на манер тарана руки, и если чего и добился, так только того, что сам оказался втянут в битву. Они набросились на него. Шурик то ли тактично, то ли трусливо стоял в сторонке и тихо тосковал по городу, размышляя, удастся ли свалить из этой чокнутой компашки подобру-поздорову. Теперь ему одному предстоит всех перевязывать, а то и шины накладывать.

Грянул гром. Клубок распался. Три лица, покрытые грязью и кровью, уставились на него.

— Ноль-ноль-ноль, — объявил Шурик счет поединка. — Второй раунд будет?

Не захотели. Потащились к дому, поддерживая друг друга. Шурик плелся замыкающим. Он смотрел на кровоподтек на правой Любиной ягодице и думал, что Маша точно ноготь сорвала, раздирая ей джинсы.

--">