Оксана Валентиновна Аболина - Боец Великого Похода

известная запрещённая международная секта, существующая две тысячи лет, называет его Мессией Иисусом. Много у Белого Бога имён. Столько же, сколько языков на земле.

Кто Его знает, может быть, именно Он играет с Кукушкиным? Словно кошка с мышкой? Помучил вдосталь, а теперь наслаждается, глядя, как боец оттаял, отогрелся, размяк у костерка мясцо, ногу свою покалеченную анастетиком обработал, спирта хлебнул, отъелся… Весело, небось, было наблюдать, как Кукушкин жрёт консервы, а, засранец? Почему, спросите, весело? А вы пробовали обедать, натянув на морду респиратор среди плотной завесы едкого дыма? Попробуйте-попробуйте. Набор острых впечатлений гарантирован. Мечта экстремала-любителя на блюдечке. А в полевых условиях — в жестяной банке.

Ещё Кукушкину пришлось, стянув берцы, разминать пальцы ног. Совсем бесчувственные стали. Ступни пузырями пошли, бинтовать стал быть надо, со спиртом, как учили, плюс антибиотики хлебать и другую отраву. И что его ждёт потом? Даст ли кошка мышке спокойно до Орла добраться или позволит поверить в своё спасение, а затем опять — цап! — и станет развлекаться?

— Спокойно, Саша, — промычал в намордник Кукушкин. — Не наглей. Тебя спасли — будь благодарен. Что в таких случаях делали в прежние времена? Как благодарили спасителя? Приносили жертвы. Иногда человеческие. У-у-у-у, зверюжины эти боги. Нет, этого мы делать не будем. Нам жить хочется. Очень даже. Мы и будем жить. Не дадимся. Обойдёмся без человечины для господ богов. Жертвы, кстати, бывали и скотские. Из домашнего скота, в смысле. С этим нам тоже погодить придётся. Вот домой вернёмся, к семье, тогда — завсегда, пожалуйста. Самого красивого порося. Розового. С трогательным нежным пятачком… Во-первых, уже точно будем знать — есть за что благодарить. Во-вторых, тут у нас в пещерах даже крыс не водится… Хотя кто его знает, что из той дыры может выползти? — Кукушкин бросил косой взгляд в сторону лаза, через который уходил дым. — Надеюсь, там никого, раз его дым не гонит… С другой стороны, кто знает, как далеко тот ход идёт. Говорят, под Орлом пещеры длиннючие бывают. В общем, не суть. Не будем страхов нагнетать. Главное, вернемся — парась за нами. Хотя Маше это явно не понравится. Поди объясни ей, что такое, когда жизнь на волоске, а тебя за шкирятник вытаскивают. Не поймёт. И надо будет втайне всё сделать, ночью, чтобы Лёшка ничего не увидал. А то ведь мал ещё пацан, сболтнёт в садике, не думая, что родного папаню под расстрельную команду подводит. Жертвы богам приносить — это дело такое… запрещённое сотню лет.

— С нас причитается, — наиубедительнейшим тоном произнёс в задымлённую темноту Кукушкин. — Не знаю, кто ты, мой спаситель, но вернусь — обещаю, отблагодарю. Ты же, надеюсь, не хочешь, чтобы я здесь тушёнку в костёр кидал? Разве это жертва? Тут и без того вони хватает. А я тебе, друг милый, такую жертву дома отгрохаю — огого! не пожалеешь, что со мной связался. Подожди только маленечко, когда всё образуется. Впереди у меня Великий Поход. А как с него ворочусь домой, так и обстряпаем…

Кукушкин подбросил в костёр пару поленьев и нырнул в спальный мешок. Армейский спальник — отличная вещь. Когда целый. А вот если сорвёшь молнию, то тепло он, разумеется, держать не будет. Сорвал-то не Кукушкин, и вообще это был не его спальник, но пришлось поменяться с другом. Иного выхода не была. Сначала он думал, это шкодит проклятие, висевшее над ним и остальными бойцами Великого Похода всю дорогу. Без спальника в мороз одному с покалеченной ногой не выжить. Но сейчас Кукушкин понимал — будь мешок цел, он не выдержал бы это искушение: залез бы в него ночью в лесу, и никакая сила не заставила бы его утром выползти наружу. И получается, злодейка-судьба его всё-таки хранила. То, что представлялось два часа назад бедой, оказалось единственным шансом на спасение. И этот шанс ему дали…

Трое суток без сна, с короткими привалами, и вот теперь, когда можно расслабиться и отдохнуть, сон не шёл ни в какую. Надорвал боец свою нервную систему. Слишком сильно устал. Ничего, это пройдёт…

Думать о завтрашнем дне не хотелось. И Кукушкин стал вспоминать прошлое житьё-бытьё на гражданке. А жил он на окраине Москвы с женой Машей и дошколёнком-сынком Лёшкой в тёплом двухэтажном бревенчатом доме на двенадцати сотках, имел сподручное хозяйство, над которым хлопотала жена, а сам работал в ментовке. Разбойничал на дорогах автоинспектором, собирал с владельцев --">