Ирина Валерьевна Якимова - Либитина (СИ)

теперь почти вровень — смертный и я в облике птицы. Коридор постепенно расширяется, впереди открывается зал, освещенный теплым живым светом факелов. При виде их уютного пламени губы смертного чуть трогает радостная улыбка, будто он вышел к родному дому, но в этот момент земля уходит из-под его ног. Пола в зале нет — черная пропасть! И он уже падает, падает!

— А-ах!

Птица хрипло каркает — хохочет, кружась над его головой. Нет, то была не пропасть, просто пол в зале расположен на полроста смертного ниже пола коридора. Человек поднимается. Тем временем от стен отделяются небольшие четвероногие тени, мягкие и холодные, изящные и текучие как шелк. Это кошки. Много, много кошек. Они вьются у ног человека, и он запинается, путаясь в их едином гладком скользящем полотне.

— Госпожа, — шепчет он. — У меня вести для вас.

Воздух звенит от раздраженного шипения полусотни кошек. Не люблю, когда мое представление прерывают глупыми репликами! Кошки разбегаются, одна за другой исчезают в круглых ходах, которыми источены стены пещеры. Смертный оторопело следит за этим, не зная, за каким животным бросаться. Но последняя, мяукнув, приглашает за собой.

Погоня ускоряется. То прямые, то извилистые, то темные, то залитые оранжевым светом факелов коридоры. Смертный начинает тяжело дышать. Страх на его лице мешается с любопытством, и мое нутро скручивается голодным узлом при виде этого. Я издавна люблю вкус, который смесь этих чувств придает крови.

Вновь смена проводника: кошка беззвучно исчезает во тьме, а вместо нее из боковых ходов сбегается стая волков. Моя любимая маска. Я с наслаждением облачаюсь в серые мохнатые шкуры, и ликующий вой десяти моих звериных глоток то сливаясь, то распадаясь диким многоголосием, проносится под сводами пещеры.

Волки останавливаются в небольшом зале, освещенном яростно-рыжим пламенем нескольких факелов. Стены покрыты странной шевелящейся серой массой. Что это? Черви? Летучие мыши? Волки вьются у ног высокой дамы с благородными чертами лица и длинными прямыми черными волосами, одетой в тяжелое, сверкающее драгоценными каменьями старинное платье на жестком корсете. Эта марионетка, весьма похожая на меня в смертной жизни, будет говорить со смертным. Погоня закончена.

— Госпожа… — человек кланяется. — Охотники подходят к селению. Мы устроим им ловушку. Не отдадим вас.

— Охотники предложат вам сдаться, отойти. Они не сражаются со смертными.

— Им придется сразиться! Они пройдут к вам только по нашим трупам!

— Какая преданность, — высокая дама тонко улыбается. А я, ее хозяйка, не стесняясь, зычно хохочу в глубине темного тоннеля в холодной колыбели земли. Огромное тело колыхается как студень, а кривые худые конечности с пальцами, неподвижными как зубцы граблей, поскребывают землю. Такова моя старая израненная оболочка, разбухшая от переполняющего ее проклятия — источника жизни для армии мертвых.

— Это наша благодарность за ваше покровительство, добрая Госпожа. Лучше умереть, чем перейти под власть ваших врагов. Они не дадут нам существовать.

Как это… отвратительно. В груди поднимается волна старой ненависти. Волки у ног темноволосой женщины в старинном платье выгибают спины и хлещут хвостами по поджарым бокам, щерят клыки. Я рычу, оскаливая сорок волчьих клыков, и кричу — голосом высокой дамы:

— Значит, вам нравится ваше убогое существование? Вы готовы заплатить за него жизнями стариков и детей?! Вы цепляетесь за старый страх нашей земли, частицей которого являюсь и я, ждете от него поддержки…. Но он только убивает вас. Неужели вы не понимаете?! Уже триста лет он только убивает вас!

— И стариков, и детей. Все, чтобы спасти вас, Госпожа, — еле слышно бормочет упрямый смертный, и ненависть вскипает в моем сердце, черной кровью выливается из глаз, ушей и рта моей изуродованной оболочки. Следует поблагодарить смертного, придать ему сил на выбранном пути, ведь это может спасти меня, но что-то все еще протестует. Что-то, что до сих пор болит не от серебра охотников и рассветного солнца, а от невозможности не чувствовать эту клеймящую тебя вампиром боль.

Отражая мой еще не оформленный мыслью протест, высокая дама делает неуловимое движение и оказывается близко-близко к смертному, холодные пальцы обхватывают его голову, обжигаясь о кожу.

Он знает, что я легко могу свернуть ему шею, но не двигается, готовый принести и жизнь мне в жертву. Только его --">