Джулия Джонс - Пещера Черного Льда

головой и топтался на месте, переставляя желтые чешуйчатые когти в гибельном танце. Закончив свою пляску, он цокнул, словно мать, успокаивающая дитя, взвился в пургу, и холодные вихри унесли его прочь.

Тело Тариссы продолжало сокращаться.

Она точно плыла куда-то, чувствуя неодолимую усталость. Только бы найти дорогу в этом тумане... только бы ее глаза хоть что-нибудь видели.

Когда ее веки сомкнулись в последний раз и ребра выжали из легких воздух, она увидела чьи-то ноги в сапогах, идущие к ней. Снежинки таяли на черной, смазанной дегтем коже.

* * *

Ему поставили пиявки — кольцами, по шесть в ряд. Один человек отскреб дочиста его тело, покрытое коркой из пота и грязи, с помощью оленьего сала и кедровой щепки, другой, в толстых перчатках из бычьей кожи, двигался следом с железными щипцами и сосновым ведерком.

Человек, забывший собственное имя, напрягся в своих путах. Толстая веревка охватывала его шею, руки у плеч, запястья, бедра и лодыжки, позволяя дергаться, дышать и моргать — ничего более.

Пиявок он почти не чувствовал. Одна присосалась к складке между бедром и промежностью, и безымянный на миг оцепенел. Тогда Пиявочник достал из холщовой сумки у себя на шее щепотку белого порошка — соль — и посыпал пиявку. Она отвалилась, и человек посадил другую, повыше.

Сделав это, Пиявочник снял перчатки и сказал что-то Подручному. Тот отошел в дальний угол и вернулся с подносом и лампой из мыльного камня. В ней светился красный огонек, подогревая расположенный вверху тигель. Увидев огонь, безымянный напрягся так, что веревка на запястьях врезалась в кожу. Огонь — вот все, что осталось в его памяти. Он ненавидел огонь и боялся его, но в то же время нуждался в нем. Говорят, что близкое знакомство порождает презрение, но безымянный знал, что это не все: знакомство рождает также и зависимость.

Завороженный танцем огня, он не заметил жгута из пакли в кулаке Пиявочника. Руки Подручного откинули его волосы и плотно прижали голову к скамье. Горячий фитиль, смоченный воском, вошел в левое ухо. Его конопатили, как потрепанный штормом корабль. Правое ухо тоже заткнули, и Подручный раскрыл безымянному рот, а Пиявочник вогнал в глотку третью затычку. Подступила рвота, но Пиявочник положил одну большую руку на грудь безымянному, а другую на живот и нажал. Мускулы расслабились, и позыв прошел.

Подручный продолжал держать рот безымянного открытым. Пиявочник, чьи руки отбрасывали на стену когтистые тени, занялся тем, что было на подносе. Когда он повернулся обратно, между его большими пальцами была распялена жильная нить. Подручный раздвинул челюсти еще шире, и безымянный почувствовал во рту толстые пальцы, отдающие мочой, солью и водой, где плавали пиявки. Пиявочник отжал язык вниз и обмотал нижние зубы жилой, закрепив его там.

В груди у безымянного зашевелился страх. Возможно, не только огонь мог причинить ему вред.

— Готово, — сказал Пиявочник, отступив назад.

— А воск? — прошелестел из мрака у двери третий голос — голос Отдающего Приказы. — Глаза тоже надо залепить.

— Воск слишком горяч — он ослепнет, если сделать это сейчас.

— Заклеивай.

Пламя в лампе заколебалось, когда Подручный снял с нее тигель. Безымянный почуял дым — это плавились заключенные в воске примеси. Ожог ошеломил его. После всего пережитого и перенесенного им он думал, что уже не способен чувствовать боль. Но он заблуждался. В последующие часы, когда Пиявочник молотом дробил ему кости одну за другой, а Подручный старательно растягивал переломы, когда его внутренние органы пронзались длинными и тонкими иглами, затрагивающими лишь нужные участки в сердце и легких, оставляя нетронутой окружающую ткань, он стал понимать, что боль — и способность чувствовать ее — покидают человека последними.

Когда Отдающий Приказы подошел и стал произносить слова заклятия, древнее, чем город, в котором они находились, безымянному сделалось все равно. Он вернулся мыслями к пламени — это по крайней мере была знакомая боль.

1 ПУСТЫЕ ЗЕМЛИ

Райф Севранс прицелился и «позвал» зайца к себе. Мир вокруг расплылся, стал нечетким, словно камень, канувший на дно озера, и в следующую долю мгновения Райф почувствовал сердце зверька. Краски, звуки и запахи исчезли — остался только сгусток крови в заячьей груди и трепет его сердца. Райф медленно и решительно отвел лук в сторону. Стрела расколола морозный воздух, как вымолвленное слово. Железный --">