Андрей Николаевич Стригин - Последний блюз ночных

несправедливостью. Сколько же можно! Откуда такие уроды выползают?

Сажусь в машину, прогреваю, заодно успокаиваюсь. Смотрю в окно, с платанов падают подсушенные листья. Осень. Люблю это время года. Гости разъезжаются, дороги в Севастополе становятся более-менее свободными, а море ещё тёплое.

Отжимаю сцепление, морщусь, ноги болят. Некие обрывочные картинки мелькают в мозгу, но связать в единое целое не могу.

Остаток дня провожу на даче. Собаки счастливы, лижутся и лижутся, всё нализаться не могут, пока не гаркаю на них. Сижу на деревянной скамье, сам сделал, под ногами опавшая листва, с дорожек её не убираю, мне нравится некий природный беспорядок.

Домик небольшой, но уютный. Сделал его своей матери, все удобства, даже газовую плиту поставил. Сейчас она в Москву уехала, погостить у друзей, приходится каждый день ездить, кормить зверьё.

Уезжать не хочется, но помню, сын обещал заехать. Выезжаю. Уже слегка темнеет. Выворачиваю на трассу, машин нет, хочу разогнаться по привычке, но в последний момент передумал и вовремя. Замаскировавшись в кустах, стоит милицейская машина. На дорогу выходит сочный гаишник, важно машет жезлом, сквозь зубы ругаюсь, поправляю лицо, чтоб было благожелательным, останавливаюсь, лучезарно улыбаюсь:- Что-то нарушил?

— Документики, пожалуйста, — его лицо излучает сытость радостного жизнью человека. Появляется и напарник, в руках дубинка, он постукивает ею по ладони, наверное, привычка такая, у него.

— Выходите из машины, — выражение у сержанта такое, словно он предлагает своему другу составить компанию.

— Вроде, ничего не нарушал, — чертыхаясь в душе, говорю я.

— Все так говорят. Выходите, мужчина! — в голосе появляется нажим.

Решаю не злить представителей власти, глушу двигатель, выбираюсь наружу.

— А вот, скажите, что со стеклом?

— Дебил кулаком ударил, — не стал скрывать я.

— Кулаком, кулаком, — с удовольствием выговаривает сержант. Его напарник смотрит на меня рыбьим взглядом, даже искры интеллекта нет. Ежусь, неприятно очень.

— А может, он головой в стекло влетел? А может, вы на него налетели?

— И скрылись, — вякает напарник, не уставая постукивать дубинкой по ладони.

— Позвольте, — мне не нравится разговор, может заплатить им, чтоб отвязались.

— Сотни хватит? — в расстроенных чувствах говорю я, в последнее время мне катастрофически не хватает денег.

— Сотня, сотня, — шлёпает губами гаишник, — десять раз по сотне, — изрекает он, одаривая меня ласковым взглядом.

— Нет у меня таких денег, да и всё равно не дал бы, — я искренне возмущаюсь.

— Пройдёмте в машину.

— Не пойду, — артачусь я. — Что я нарушил?

— Ничего, — неожиданно говорит сержант, обезоруживает меня милой улыбкой и протягивает документы. Беру, удивлён невероятно и в этот момент напарник с рыбьим взглядом наносит удар дубинкой по печени, профессионально, со знанием дела, с оттяжкой. Пронзает невыносимая боль, падаю на землю, бьюсь подбородком, швы расходятся, липкая кровь течёт по шее.

— Он сейчас очнётся, жилы пили быстрее! — слышу знакомый голос.

Дёргаюсь, верёвки, опоясывающие тело, звучно лопаются, освобождаю руку, чувствую, как бежит по артериям кровь и мышцы наливаются силой, приоткрываю веки. Возле меня суетятся две тени в длинных рясах, сметаю их рукой, они противно визжат, отлетают, вскакивают, пытаются накинуть на меня верёвку.

С трудом перевожу дыхание, как бьёт, сволочь. Становлюсь на колени. Кровь! Почему так много крови? Хватаюсь за дверцу своей машины, поднимаюсь. Пелена с глаз исчезает, смотрю. Ужас! Что это? Меня сотрясает дрожь, на асфальте лежит сержант, улыбки на лице нет, кожа землисто серого цвета, китель разорван, а из живота выползают толстые, белые внутренности. Его напарник уткнулся плечами в землю и кажется, зарылся в неё по самые плечи, но на самом деле, его голова сиротливо катится по дороге. Картина настолько дикая, что некоторое время пребываю в шоке. Затем оглядываюсь по сторонам. Кто же это мог сделать? Питбуль, что ли? Безусловно, нет. Но кто?

Кидаюсь на сидение, долго не могу завести, руки колотятся. Наконец, знакомый чих, двигатель нервно работает, но в машине успокаиваюсь. Отжимаю сцепление, в сухожилиях ног вспыхивает боль. Что за чёрт! Где, всё же зацепился?

Трогаюсь. Как удачно, ни одной встречной машины, иначе, не отмылся бы.

Объезжаю мертвые тела, безголовый сержант, наконец, падает на бок, --">