Ольга Правдина - Хваня

громыхающей «шестерке». Я с отрешенным видом смотрела в окно. Мимо пролетали деревья, оголившиеся до скелетообразного состояния. Листья, точно грязное сырое белье, лежали на озябшей земле и прятали в своих душных объятиях веселую зелень травы. Тщетны были ее усилия пробить этот толстый преющий пласт! Настанет время, и листья сгниют. Будет славная подкормка травке! Она потянется вверх — зеленая, дружная, буйная!.. А пока коричневые, блекло-желтые, бордовые краски угасающей осени наводили на грустные мысли. Хотелось домой, в ту самую постельку, которую я так непростительно быстро сегодня оставила. И зарыться головой в подушку, забыть (хоть на несколько минут!) о том, что через день нужно идти на работу и делать вид, что понимаешь, в чем она заключается…

Нелька без умолку болтала с Митей:

— Представляешь, он мне и говорит: «Забыла меня совсем! Скоро с голоду сдохну. Хозяйка называется!» Вот я и стала наведываться туда почаще. В прошлые выходные тоже была: воду с хлебом ему оставила. Сейчас проверим, съел, что ли?..

Митина драндулетина сползла с трассы и по узкой асфальтовой дороге, заляпанной жирной коричневой глиной (скорее всего, проехал грузовик), покатила в сторону лесопосадок. Их только обогнуть — и откроется вид на деревню. Улица хоть и одна, но зато длинная. Километра два, наверное. Второй дом (слева от въезда) — и есть конечная цель путешествия. Коричнево-красная жестяная крыша, добротно сработанный сруб, большие окна — и… облупившаяся краска, покосившиеся двери, подгнившее крылечко и просевшие доски.

Да-а-а… Этому бы дому да хорошего хозяина! Подлатать, подправить, подкрасить…

Митя вылез из машины, не глуша мотор. Поднатужившись, он по очереди приподнял осевшие створки ворот, но до конца так и не смог открыть. Нырнув в теплый салон, обернулся:

— Нужна помощь!

Мы нехотя вывалились из «паука» и попробовали открыть ворота. Получилось не сразу и не так хорошо, как хотелось бы. В земле остались два глубоких полукруга…

Я рассеянно скользнула взглядом по окнам… да так и прилипла к ним. К стеклу одного, изнутри, было приплюснуто плоское невыразительное лицо, заросшее то ли волосами, то ли шерстью. Нос — пятачком, глаза навыкате, и во рту один зуб.

— Ой! — вырвалось у меня.

Нелька оглянулась:

— Что?

— Там!.. — я указала пальцем на окно.

Она повернулась. Но «лицо» уже исчезло.

— Что — «там»?

Я засмущалась:

— Да так, показалось…

Мы выгрузили продукты на крыльцо. Нелька отперла дом ключом, который нашла под притолокой.

Я боязливо вошла в дом. Пахло сыростью, плесенью и еще чем-то нежилым, не домашним…

— Сейчас печь растопим… Митя, иди наколи дров! — приказала Нелька и в предвкушении блаженства потерла ладони. — Сейчас будет тепло, хорошо-о-о!

Это последнее «хорошо» у нее получилось протяжное, певучее, на наш местный манер. Именно по этой певучести в разговоре нас и в Москве узнают. Вот, мол, провинция опять понаехала!

В передней горнице я увидела огромную русскую печь. Я даже не знала, что такие печи еще есть на свете! Огромная, белая, вытянутая вдоль всей стены, за которой виднелась вторая комната. Спереди (где-то на уровне глаз) к печке была приспособлена полка, на которой громоздились старые валенки, куртки, шапки. Эта полка напоминала палубу теплохода, на которой при отплытии толкутся разномастно одетые пассажиры…

Нелька повязала фартук, белый платочек и стала похожа на настоящую деревенскую бабу. Подставив табуретку к печке, она залезла, открыла задвижку на трубе:

— Вот, почти готово!

С охапкой поленьев появился Митя. Очки сползли на самый кончик хрящеватого носа и грозили свалиться совсем. Пока он прикидывал, куда положить дрова, я поправила Мите очки и утерла капельку сырости на самом кончике носа, за что получила его благодарный взгляд. Нелька сердито рассортировала дрова: тонкие положила в печь, потолще оставила на потом.

— Не деревенский ты мужик, Дмитрий, — она зыркнула на него ярко-голубыми глазищами. — До сих пор дрова колоть не научился!

Через полчаса в печке бодро трещал огонь. Мы с Нелькой рассортировали посуду, подготовили ложки, вилки, рюмки. Митя пошел готовить баню. А нам досталось наше, женское, — картошка, салаты и прочее.

Подруга притихла, сосредоточенно о чем-то думая. Я не мешала ее мыслительным процессам, нет-нет да поглядывая на печку-теплоходик. Она стояла не впритык к стене, за ней пряталась --">