Александр Александрович Лоскутов - Высшая ценность

Обычно пожираемые изнутри невыносимым голодом мертвяки кидаются на любого увиденного ими человека, будь то перепуганная до дрожи в коленках девчушка или готовый ответить ударом на удар чистильщик. Этот же вел себя совсем иначе.

Удирающий во все лопатки мертвец — зрелище более чем необычное.

Потрясенный увиденным, я упустил момент, когда дело можно было закончить одним ударом. А когда опомнился и бросился в погоню, то лопухнулся еще раз — вскочил на стоящий неподалеку стол, который, естественно, тут же развалился. И пока я кувыркался по грязному полу, собирая на свою одежду всю копившуюся здесь годами грязь и сшибая лбом стулья, мертвяк успел отхватить у меня солидную фору.

Вот только все равно ему не уйти… Хотя вряд ли он своими заплесневелыми мозгами это понимает.

Как назло, мертвяк оказался довольно резвым. И необычайно умным для своей породы. Я замучился за ним гоняться. Мы пробежали по зданию добрых три круга, спускаясь и поднимаясь по лестницам и топоча по грязным коридорам. Мертвец ловко срезал углы и весьма лихо скатывался вниз по перилам. Мне оставалось только диву даваться.

На улицу он почему-то не выбегал. Наверное, все-таки ума не хватало. Хотя там-то он бы имел реальные шансы от меня отделаться, просто вымотав гонками до полусмерти. Мертвые в отличие от живых не устают. И от боли в подвернутой на бегу лодыжке не страдают.

Как бы то ни было, когда мы пошли на четвертый круг, мне это уже основательно надоело. На бегу кинув меч в ножны, я нехотя потянул из кобуры пистолет. Вообще-то разрывная серебряная пуля — не самое эффективное средство борьбы с мертвяками. Но хотел бы я видеть, как он будет удирать с перебитой ногой или с простреленным позвоночником.

В тишине коридоров выстрел рявкнул подобно грому небесному. Мертвяк вздрогнул. И… совершенно неожиданно остановился. Да еще и поднял руки, будто бы сдаваясь.

Очень необычный мертвяк.

Убрав в кобуру пистолет и снова выдернув из-за спины меч, я скользящим шагом двинулся вперед. Мертвец безмолвно и будто бы даже обреченно следил за моими движениями. Недвижимая человеческая фигура, чуть попахивающая тлением.

В последний момент я заметил, что мертвяк вроде бы пытается мне что-то сказать — губы его упорно шевелились, хотя из мертвого горла не доносилось ни звука. Но было уже поздно. Меч в моих руках блеснул серебряными накладками, и отсеченная голова со стуком покатилась по полу. Следом за ней, бессильно уронив руки и слабо подергиваясь, медленно осело и тело. Крови почти не было.

Собственно, после этого можно уходить, но я предпочитаю доводить дело до конца. Вытерев меч о грязную рубашку мертвеца, я вновь убрал его в ножны. Нащупал на поясе небольшой флакончик, сделанный из теоретически небьющегося стекла (видел я, какое оно небьющееся) и входящий в обычное рабочее снаряжение чистильщиков. Открыл. Вытряхнул на ладонь горсточку серовато-белых крупинок.

Соль. Обычная крупномолотая соль.

Щедро осыпав все еще слабо подрагивающее тело теперь уже самого что ни на есть подлинного мертвеца, я подошел к откатившейся к стене голове и, глядя в неподвижные глаза, усмехнулся. А потом нагнулся и высыпал остаток соли прямо в удивленно приоткрытый рот.

Вот так-то дружок. Вот так-то. И нечего на меня таращиться.

Отряхнув руки, я выпрямился и облегченно вздохнул. Вот теперь действительно все. Больше этот мертвяк никого не потревожит. Никогда.

За щербатой оконной рамой виднелось серое вечернее небо. Солнце уже скрылось за горизонтом. Скоро окончательно стемнеет, и до жилой части города добраться засветло я, похоже, не успею. Ну да ладно. Не впервой мне по ночам шастать по старому городу. Тем более что здесь у нас еще относительно спокойно, не то что где-нибудь в Москве или в Питере, где древняя поговорка «мой дом — моя крепость» имеет смысл весьма и весьма буквальный. У нас же в Челябинске, слава Господу Всемогущему, до выдачи оружия населению пока еще не дошло. Хотя и здесь в ночных прогулках за чертой периметра тоже удовольствия немного. Так что стоило поторопиться.

Взглянув напоследок на упокоенного мертвяка, я повернулся и пошел в сторону лестницы. Снова миновал заваленный грязными бумагами холл. Вышел на улицу. Повисшая на одной петле входная дверь, видимо, помня полученный пинок, на этот раз мне не препятствовала.

Обратив внимание на ржавую табличку, на которой все еще просматривался номер дома и название улицы, я вытащил из --">