Владимир Викторович Наумов - Души потемки

выскользнул наружу.

Я вжался в стенку, но Царг продолжал спокойно вылизывать шерсть. Нападение не повторилось. Я задвинул щеколду, погасил свечу и повалился на шкуры. Через минуту пес уткнулся мне в руку мордой и тихо засопел.

2

«Ты не ведаешь, что скрыто в тебе, Тимофей», — дед Серега растаял во мгле.

Пахнуло жаром, и я увидел, что стою на кладке задних откосов 28-й печи, а «бугор» кричит:

— Тебе, что больше всех надо? Умнее всех себя считаешь?

И снова появился дед Серега: «Приворожила она тебя, касатик, ох не к добру это».

«А что, слабо тебе прийти в ночь полнолуния в заброшенный парк», — заливаясь колокольчиками, поддразнивала Рита.

Рита!

Я вздрогнул и проснулся, ощутив, что последнее слово уже не приснилось, — это я кричал во сне. Чувствовал я себя паршиво, как будто отстоял смену на подаче кирпича. Что со мной? Я ни разу не вспоминал о прошлом, просто смирился со своей участью.

Рита!

Мы условились, что я приду к ней на свидание, ночью, к старому памятнику. Поставили его к какому-то юбилею. Гигантский колосс. Два мужчины лицом к лицу. Один передает другому меч, а у подножия каменная звезда с вечным огнем. Город наш некогда крупный и знаменитый, после гражданской войны пришел в запустение. Роскошный парк одичал, но я любил там гулять с Царгом. Людей я не боялся, буль верная тому порука, а о Темных стаях еще ничего не знал. Вот и согласился. За Ритой я пошел бы куда угодно.

«Ты меня боишься? Нет? — лукаво спрашивала она. — Тогда я приглашаю тебя! Приди и попробуй взять. Только ты прав — это опасно. Подумай!».

Я принял это за обычное женское кокетство.

Прекрасно помню, как мы с Царгом бродили по набережной, а в полночь подошли к памятнику. Забавно, говорят, что во время боев за город всю газовую магистраль разрушили, однако внутри каменной звезды, где вырублена пентаграмма, так и горит огонь. И вот ровно в полночь по другую сторону звезды появилась Рита. Пламя лизало ее лицо, как неразумный щенок. Она протянула руки и позвала:

— Иди ко мне, иди!

Я одернул поводок. Царг заупрямился, но я как зачарованный шагнул прямо в огненную пентаграмму.

О первых месяцах у меня сохранились смутные воспоминания. Сейчас я понимаю, что нам повезло очнуться лишь на краю Долины Забвения, когда дьявольские порождения еще не достигли поры цветения. Говорили, что там обитает коварная красавица Забудь-Забудь. Она заманивает путников, а потом превращает их в удивительные цветы. Но достоверно я не знаю, ведь тот, кто с ней повстречался, больше ничего рассказать не может.

Саму ведьму мы с Царгом не видели, если бы не лесной народец, сгинули бы не за понюшку табака.

Скрип-Скрип с братьями унесли меня далеко в лес. И выбрав подходящую полянку, потихоньку начали строить домик. Когда я немного оправился, то дом пришлось переделывать, так как я хотел иметь избу, как у деда Сереги. Стены, сложенные из бревен, радовали глаз и согревали душу. Уже тогда я заметил, что Скрип-Скрип никогда не рубит деревья.

Издали лесной народец похож на людей, но даже одного взгляда вблизи достаточно, чтобы понять обратное. Скорее, рука мастера вырезала из корешков и веточек подобие человека.

Когда мои спасители поняли, какой я хочу дом, то очень удивились, но мне показалось, что в глубине души были довольны.

Отбор происходил самым невероятным образом. Несколько лесных братьев усаживались вокруг дерева и, потихоньку раскачиваясь, заводили песню, напоминающую скрип сухостоя на ветру. Если сделка состоялась, то готовое бревно некоторое время спустя лежало в нужном месте, если нет, то выбиралось другое дерево, и процедура повторялась. Почти вся утварь в доме была деревянная, я объяснял Скрип-Скрипу, что мне нужно, и вскоре получал готовую вещь. Когда дом был закончен, лесные братья ушли, лишь Скрип-Скрип иногда заглядывал на огонек.

3

Все прожитые здесь годы моим уделом было одиночество. Со стороны жителей этого удивительного края я испытывал настороженность с изрядной примесью почтительности. Мне помогали, если в том была нужда, но старались тут же убраться подальше. Я был отщепенцем. И поэтому, собираясь утром в дорогу, возможно последнюю в моей жизни, мне не с кем было даже попрощаться. Сняв местную одежду, я достал из сундука маскировочный комбинезон и армейские полусапожки. Набил холщевый мешок вяленым мясом, кинул краюху хлеба. Пристегнул к поясу колчан со стрелами, --">