Александр Владимирович Тюрин - Меч космонавта, или Сказ об украденном времени

испугаться и чего-нибудь сообразить. Все вознесли молитву «Да произрастет Древо Жизни», а потом грамотный княжий холоп Конектид сотворил заклинание Ботаника, каковое должно было отпугнуть упырей-кровопийц и червей-мозгоедов. Рейдеры расположились по кругу возле слабеньких костров, став почти незаметными темными кучками. Точно как волки, которые в два счета могут вырвать тебе кадык, быстрой тенью выпрыгнув из укрытия.

— Навалиться бы нам сейчас на них и открутить им чресла, — Конектид пустил ветры в сторону рейдеров.

Адаптиду пришлось по нраву такое предложение.

— Княже, отчего нам не угостить каждого из этих чекушкой в лоб — и настанет спокой.

Князь молча смотрел на звезды, словно не слышал своих холопей.

— Аль не прокормимся на воле? — спросил Адаптид.

— Это как мы кормиться будем, холопы мои верные? — молвил унылый князь. — За медные деньги будем проводить ордынцев через теменские леса? Или наймемся таскать горшки с дерьмом у богатых шэньцев и сами воссмердим?

Беседа, еще немного продолжившись, затихла. Адаптид улегся чуть подальше от костра, чем ему хотелось. Он сгреб ельник в некое подобие перины, положил под голову седло, притулился к теплой спине своего ездового барана Барона и, как ему показалось, закимарил.

Сон был навязчивый, как бесы, липкий будто клейковина. Адаптид снова видел инаугурацию Фискалия: зима, Дворцовая площадь, толпы народа, заряженные безотчетной радостью. Всего лишь вчера процарапали они слово «Фискалий» на кусочке бересты и бросили в глубокую яму. Так свершилось голосование. Яма Фискалия оказалась заполненной с горкой, а ямы конкурентов в лучшем случае с едва присыпанным донышком.

Не закончилась еще усобица, войны Храма Чистоты против Властелина Железа и нефтяных князей. Тысячи боевых холопов вместе со своими господами сложили буйны головы. Со всех сторон приходили ордынцы и прочие поганые на землю теменскую и пустошили ее. Желая прекратить смуту и запустение, народ избрал на президентство молодого приверженца древесной веры Фискалия Чистые Руки, сына танкерного короля, который много помог народу после порушения нефтепроводов. Обменял Фискалий один танкер, наполненный смоляной горючей жидкостью, на вагон, забитый зелеными бумажками — зелень эту дал заморский колдун, именуемый Фед Резерв. И были эти бумажки не простые, а с удовольствием их взяли и поганые, и нефтяные князья. (Это уже потом они не знали не ведали, что с ними делати.) А князь Петролий как раз тогда забрал Адаптида, юного холопа, у одного из разгромленных храмовников…

Свежеиспеченных президент выходит из золоченных врат Храма Демократии к людям, на главе его сияющий венец, в руках зеленый посох, изображающий Древо Жизни. За ним нарядно разодетой толпой морские разбойники, ныне ставшие сенаторами и боярами. И верховный ревнитель древесной веры,  Бурбулий Святоед, сжимающий в руках свою докторскую диссертацию о роли пиратства в становлении демократии.

Однако сновидение подернуто было пеленой тоски и мрака.

Люди кажутся истрепанными куклами, одежки их — совсем как ветхие тряпки, там и сям вылезли нитки. Люди еще живы, но руки их полуистлели, облезшие головы покрыты паршой и струпьями, величавый же Храм Демократии смахивает на полусгнивший покосившийся сарай. Над толпой полутрупов набрякло сизое небо, похожее на Преисподнюю. И вдруг снег начинает ложиться на уродливые тела, одежды, строения, на смену гнили и трущобам приходят прекрасные ледяные изваяния и сооружения: стрельчатые арки, гроздья легких башенок, соцветия высоких окон, галереи-паутинки, изящные портики — все словно сотканное из серебристых нитей. Посреди этой лепоты — президент, похожий на дивью статую из переливчатого хрусталя. И вместо зеленого посоха в его руках огромный ледяной хер. Свет стекает с поясневшего неба, на котором, однако, нет солнц и заставляет играть новый город и воздух, его насыщающий, всеми цветами. Парят существа совершенного величавого вида: по виду диски, сферы и многогранники, но живые. Они сливаются и разъединяются, перетекают друг в друга, нет на них ни греха, ни страха. А еще слышна чудная музыка хрусталя и серебра.

Адаптид почуял дьявольский соблазн и восхотел проснуться, но ничего у него не вышло. Ему мнилось, что сам он расползается ветхими гнилыми нитками. И руки, и ноги, и голова. Он дернул за какую-то нить и от сего действа расплелся весь его нос, отчего --">