Дэниел Абрахам - Война среди осени

появились и другие путники: мужчины, женщины, дети. С ними Баласар старался вести себя дружелюбно и даже вежливо. Если все пойдет, как он предполагал, здесь он больше не побывает, и все же события могут снова сложиться иначе.

Когда Баласар вернулся из похода в Западные земли, он думал, что его карьера близится к славному концу. Он рассчитывал занять место в Совете или стать наставником в одной из военных школ. Осмелился даже мечтать о жизни в каком-нибудь уединенном поместье, подальше от желтого угольного дыма больших городов. Услышав, что инженер и любитель древностей из Дальнего Гальта составил карту, которая указывала дорогу к старым библиотекам, Баласар понял: покой был несбыточной мечтой, наградой для кого угодно, только не для него. Он прибыл сюда, взяв с собой самых лучших, преданных, сильных, умных. Он потерял их здесь. Не только тех, кто погиб, но, возможно, и тех, кто выжил, тоже.

В дороге Коул и Юстин молчали. Во время ночных привалов оба держались почтительно и отчужденно. Они ночевали под открытым небом: всем троим было ясно, что холод и голая земля лучше тех компаний, которые собирались в трактирах или на постоялых дворах. Изредка то один, то другой пробовал завести разговор, пошутить или спеть, но эти попытки неизменно оканчивались провалом. В глазах у них застыла отрешенность. Такое же потерянное выражение Баласар замечал раньше у мальчишек, которые, пошатываясь, бродили среди смерти и хаоса по полю своей первой битвы. Коул и Юстин были опытными бойцами. Обоим доводилось грабить города, убивать мужчин и желторотых юнцов, насиловать женщин. И все же Баласару казалось, что они оставили в пустошах осколок невинности, от которого с каждым шагом уходили все дальше. Баласар не мог предвидеть, чем это обернется, и не хотел оскорблять их мужество лишними расспросами. Ему было достаточно просто знать.

В первый день осени они достигли Парриншела. В порту их ожидало полсотни кораблей: неповоротливые торговые суда, перевозившие грузы через просторы южных морей, юркие рыбацкие челноки, туда-сюда сновавшие по гавани, богато украшенные круглые трехпарусники из Бакты, старые посудины восточных островов. Конечно, порт не шел ни в какое сравнение с гаванями Киринтона, Ланнистона или Сарайкета, однако и этого было вполне достаточно. На любом из кораблей нашлись бы три койки для путешественников, направлявшихся из Дальнего Гальта домой.

— В Актоне будем к концу зимы, — заметил Коул, сплевывая с причала в воду.

Баласар поправил сумку на плече.

— Пожалуй, так, — согласился он. — Если без остановок. Но можно и тут пожить до весны. Или сойти на Бакте.

— Как прикажете, генерал, — сказал Юстин.

— Тогда отправимся прямиком в Актон. Узнайте, какие корабли туда идут, и когда отплывают. А мне нужно к начальнику гавани.

— Что-то случилось, генерал?

— Нет, — покачал головой Баласар.

Начальник гавани жил на берегу в длинном доме из красного кирпича. Над аркой широких, окованных бронзой дверей реяли стяги с изображением Великого Древа. Баласар назвал секретарю свое имя, и тот проводил его в уединенную комнату, куда принесли прохладного вина и сушеных фиг. Баласар попросил перо и бумагу, чтобы написать рапорт, и приказал не беспокоить его, пока к нему не придут. Оставшись один, он вынул из котомки книги и разложил их на столе у окна, из которого открывался вид на гавань. Фолиантов было четыре: два в переплетах из толстой шершавой кожи, один без обложки и еще один в окладе из неизвестного металла, похожего на серебро и сталь одновременно. Баласар провел рукой по безмолвным томам и сел, размышляя о них и той нравственной дилемме, которую они собой представляли.

Ради этих книг он пожертвовал жизнями своих людей. Конечно, путешествие на руины павшей Империи было куда опаснее, чем обратный путь в Гальт, и все же им предстояло пересечь море, а в нем бушевали штормы, рыскали пираты, случались другие напасти. Если он хотел сохранить книги, лучше всего было переписать их здесь, в Парриншеле. В таком случае они не пойдут на дно вместе с Баласаром, если ему суждено погибнуть. Знание, скрытое в них, будет спасено.

И это наводило на мысль, что копии делать не стоит. Баласар открыл самую толстую из двух книг в кожаных переплетах. Страницы покрывала плавная вязь письма Старой Империи, а не тот упрощенный шрифт, которым в Хайеме пользовались для сделок с чужеземцами, такими, как сам Баласар. Заметив символы, --">