Ксения Николаевна Баштовая - Вампир поневоле

ножками, оббитый какой-то тканью… Весь пейзажик портила только избитая Вовкина морда: под глазом расцветает бланш, бровь рассечена, губы разбиты… Сам Вовка был крепко прикован к стене… Впрочем, я и сам находился рядом с ним в такой же позе и стоял на ногах лишь благодаря все тем же оковам: наручникам, шириной сантиметров пятнадцать, накрепко прикрученным к стене у меня над головой.

В этот момент Вован раскрыл глаза и посмотрел на меня:

— Шо смотришь? Хреново выгляжу?

У меня не хватило сил даже на то, чтобы сказать хоть слово. Я смог лишь уронить голову, а потом поднять ее, что и было правильно расшифровано Вовкой как кивок. Он ухмыльнулся:

— Ты еще их не видел…

— А ты видел?

Надо же! Осилил такую длинную фразу!!!

— Нет, но представляю…

Юморист.

В этот момент где-то сбоку оглушительно заскрипела дверь (сигнализация, блин!) и в комнату (хотя, какая, на фиг, комната! Зала, не меньше!) вошел высокий парень лет двадцати трех — двадцати четырех. Черный строгий костюм, красная, цвета венозной крови, рубашка и тонкая смоляная ниточка усов над верхней губой. Все впечатление портил только тонкий длинный белесый шрам, начинающийся у внешнего уголка правого глаза, проходящий через всю щеку мимо уголка рта и скрывающийся на подбородке. Хотя, с другой стороны, моя мама всегда балдела от Жофрея де Пейрака. А у него физиономия была разукрашена еще похлеще. А, кто этих женщин поймет!

— Пиж-жон! — тихо фыркнул Вова. — Хоть бы галстук одел, Бандерас недорезанный!

Парень, похоже, услышал Вовкину критику, но промолчал и, лишь слегка сжав губы, остановился перед нами. За его спиною топтался «беффубый» шкафчик, тревожно пряча глаза. Еще тройка бритоголовых накачанных амбалов замерла в дверях.

«Бандерас», как его вполне удачно окрестил Вован, чуть приподнял над плечом руку и «комарик» тут же услужливо подал ему толстенную кубинскую сигару. Уже зажженную. Хлопец неспешно затянулся, выпустив в воздух струю дыма, затем тщательно затушил сигару о собственную ладонь (меня аж передернуло), бросил окурок себе за спину («комарик» быстренько подхватил его и выкинул в открытую зарешеченную форточку) и лишь потом обратил свой «светлый» взор на меня с Вовкой.

Наконец, ему наскучило скользить взором по нашим избитым физиономиям, он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда пару белоснежных перчаток. Натянув их, «Бандерас» осторожно, одним пальцем поднял мне верхнюю губу. Я угрожающе щелкнул зубами. Он, скорее от удивления, чем от испуга, отдернулся. Вовка подавился коротким смешком.

Затем «Бандерас» повторил ту же операцию с Вовкой, медленно стянул перчатки и бросил их на пол. Один из придверных амбалов тут же подскочил, схватил перчатки и выбежал из комнаты, унося их в мусор. Остальные же услужливо подтащили «Бандерасу» тяжелый стул и вновь замерли в дверях. «Бандерас» неспешно опустился в кресло, закинув ногу на ногу, и обратил взор на «комарика», который замер чуть спереди и сбоку, опустив взгляд в пол.

— Так ты говоришь, — лениво, с легким, певучим, каким-то непонятным, то ли болгарским, то ли эстонским акцентом, начал «Бандерас», — что двое этих детей, у которых даже клыки толком не стали, смогли помешать тебе позавтракать?

«Комарик», не поднимая взгляда, молча кивнул.

— И после этого ты еще на что-то претендуешь?! — по-прежнему тихо и скучно поинтересовался этот пижон. — Вон с глаз моих. И чтобы я тебя ближайшие пятьдесят лет не видел.

— Но…

— Убирайся.

«Комарик», тихо вздохнув, вышел из комнаты, а «Бандерас» вновь посмотрел на нас с Вовкой:

— Итак, кто вас инициировал? — поинтересовался он.

ЧЕГО????

А этот хмырь, не давая нам ни слова сказать, продолжил, разговаривая как бы сам с собою:

— Странно, очень странно…, — он переплел пальцы и облокотился на них подбородком. — Вы не похожи ни на чьих обращенных… Хотя я знаю всех… Хельга? Она оставляет на шее своих учеников длинные шрамы… Роллан? Он никогда не обращает больше одного за раз… Петр? Он бы разъяснил все правила…

В этот момент, когда наконец вернулся уходивший амбал, я почувствовал, что мне полегчало. Не так, конечно, что бы вообще хорошо стало, но, по крайней мере, я не упал бы, если с меня снять наручники:

— А ты кто вообще такой?

«Бандерас» поперхнулся и уставился на меня так, словно я спросил у него, что там такое большое и желтое виднеется высоко в небе:

— Та-а-ак… Ну что ж… --">