Роджер Джозеф Желязны - Сказка торговца

удостоверился, что пока нахожусь в безопасности, проделал серию изнурительных упражнений, почистил одежду и съел легкий завтрак. Я чувствовал себя лучше, чем вчера, и рука уже начинала заживать.

Затем я сел и уставился в стену. Это длилось, наверное, несколько часов. Каков наиболее разумный вариант моих действий?

Я мог броситься обратно в Кашфу, к своему королевскому трону, мог начать охотиться за своими друзьями, мог просто спуститься под землю, лечь на дно и ждать, чем все это закончится. Вопрос заключался в приоритете. Что наиболее полезного мог я совершить во благо остальных? Над этим я размышлял до самого ленча.

Поев, я достал свой альбом и карандаш и начал вспоминать одну даму, воспроизводя ее черты на бумаге одну за другой. Я оттачивал изображение до самого вечера, чтобы скоротать время, хотя знал, что и так вышло похоже. Когда я занялся ужином, план моих завтрашних действий приобрел в голове законченную форму.

На следующее утро моя рана заметно уменьшилась, и я соорудил себе зеркало, протерев гладкую поверхность стены. Используя масляную лампу, чтобы не тратить даром чары на добывание света, я воспроизвел поверх собственных форм длинную, темную, костлявую фигуру и набросал орлиные черты лица поверх своих, дополнив их бородой. Я оглядел свою работу и увидел, что это хорошо. Затем я изменил вид своей одежды так, чтобы она соответствовала моему новому облику, — на это я затратил одно небольшое заклинание. При первой возможности мне необходимо было достать новую одежду. Нет нужды делать такую энергоемкую работу, чтобы приобрести нечто столь тривиальное, как тряпки. Все это я проделал сразу как проснулся, потому что мне предстояло провести в этом камуфляже весь день и мне хотелось, чтобы он как следует обмялся, пристал ко мне; к тому же необходимо было проверить, нет ли в моей работе скрытых дефектов. По той же причине я решил немного поспать в своей маскировке.

Днем я опять достал альбом. Сначала я рассмотрел набросок, сделанный накануне, затем открыл чистый лист и нарисовал Козырь. Выглядел он вполне боевито. На следующее утро я вновь оглядел себя в зеркале, остался доволен, а затем водрузил лестницу и выбрался из пещеры. Было сырое холодное утро, высоко в небе, затянутом тучами, виднелись редкие голубые промоины. Мог опять начаться дождь. Но какое мне до этого дело? Я был на пути избавления.

Я потянулся было за альбомом, но передумал. Вместо этого мне вспомнился другой Козырь, с которым я имел дело многие годы, а также еще кое-что. Я достал свою колоду карт. Распечатав ее, я стал медленно перебирать карты, пока не дошел до печальной карты одинокого отца. Я хранил ее не ради пользы, а из сентиментальных побуждений. Он выглядел точно так, как я его запомнил, но я отыскал эту карту не с целью пробудить воспоминания. Меня интересовал предмет, висевший у него на боку.

Я сосредоточился на Вервиндле, мече, по всем признакам обладавшем магическими возможностями, в чем-то родственном Грейсвандиру Корвина. И я вспомнил рассказ Мерлина о том, как его отец вызвал для него Грейсвандир после побега из амберских темниц. Между ним и тем мечом было какое-то родство. Я задумался. Теперь, когда события развиваются так быстро и впереди маячат новые приключения, было бы разумно встретить их оснащенным достойной сталью. Хотя отец был мертв, Вервиндль оставался живым. Хотя я не мог дотянуться до отца, нельзя ли дотянуться до его клинка, пребывающего, по некоторым сведениям, где-то в Хаосе?

Я сосредоточился на мече, мысленно взывая к нему. Мне почудилось, будто я что-то услышал, и когда я дотронулся до того места на карте, где он был изображен, оно показалось мне холодным. Я стал тянуться. Дальше, сильнее. И затем возникла ясность, и близость, и ощущение холодного, чуждого разума, изучающего меня.

— Вервиндль, — тихо произнес я.

Если можно вообразить звук эха при отсутствии первоначального звука, то это именно то, что я услышал.

— Сын Брэнда, — донесся вибрирующий шепот.

— Зови меня Люком.

Наступило молчание. И вновь вибрация: «Люк».

Я потянулся вперед, ухватился за меч и потянул на себя. Вместе с ним я вытянул и ножны. Я ухватил меч обеими руками и вытянул его из ножен. Он блестел, словно расплавленное золото. Я поднял его, протянул вперед, нанес удар воображаемому противнику. Он был словно создан для меня. Он был идеален. Казалось, будто за каждым его движением кроется неизмеримая сила.

— Благодарю, — сказал я, и эхо --">