Татьяна Апраксина , Анна Нэнси Оуэн - Остаться людьми

вообще, господин мэр, создается странное впечатление. Вы, кажется, уже лет двадцать не побегунчик с блокнотиком, так почему это вы лично ищете каких-то актеров, и где — в Невер-парке, куда кроме бритой шпаны после вечерних сумерек никто не ходит. Машина наша? Стояла. Стояла у парка. По частной надобности. О которой докладывать не обязан. А потом уехала, истинно так. В нужном направлении. У нас свободный город, господин мэр, гарант наш, не могу не напомнить. Кто в машине был? Шофер, не сама же ехала. Еще кто? Пассажиры, господин мэр. Трое. Остальное вас не касается.

Дайте мне мою звонку, то есть, мобайл, я адвокату наберу. Без адвоката с вами разговаривать просто невозможно. Потому как у вас одни необоснованные подозрения. Не надо мне дело клеить. Никаких актеров я не похищал. У вас, господин мэр, актеры вообще пропадали вчера? Неужели до Хорн-олда вам этим озадачиться не приходило в голову? Запишите как добровольную помощь следствию, я настаиваю.

Светловолосый и в костюме? Был такой в машине. А это сестры моей сын, Сайрус. Он как в десять лет менингитом переболел, так давно уже дурной. Нарядится то Стрелком Сэмом, то еще какой фигней с ушами, и бегает. Вот вчера как раз сбежал. Еле нашли. Убил? Сай-ти? Да не смешите меня, господин мэр. Сай-ти парень здоровенный, но кошке хвост отдавит — так два часа ревет. Сестра на Одиннадцатой живет, дом шестнадцать-си. Приезжайте, поглядите на нашего убийцу. Самому смешно станет, господин мэр. Побегунчиком с блокнотом вы как-то поумнее были, простите уж верного избирателя.

…не различая одинаковых изуродованных лиц, не понимая ничего, кроме тона голоса, выделив только одного — за что-то, еще терпимое на фоне прочего дерзкого гомона, наглого, требовательного… …и оказаться сперва во брюхе рычащей железной твари, а потом в тесной, уже тюремной камеры, клетушке, воняющей, как и все здесь. Яркие краски, от которых слепнут глаза, теснота, обступающая со всех сторон. Но — ясно, уже ясно, что это не Мир Воздаяния, и не демоны. Люди. Странные уродливые люди, кишмя кишащие на непривычно широких улочках, но людей больше, чем свободного места, и кажется — смотришь на муравейник.

Здравствуйте. Вчера? Гулял. Убежал и гулял. Мама ругалась. Анимашки? Люблю!!!

Про Стрелка Сэма. Вчера? Смотрел. Я каждую серию смотрю, и по третьему каналу, и по «Трэнгему». До свидания.

Как здесь можно спать, как здесь можно жить — если даже вода, то, что хозяин назвал водой, странно пахнет и горчит? Жажда сушит губы, но страшно, слишком страшно поднести ко рту стакан этой прозрачной дряни — потому что воняет невесть чем, и на попытках сделать глоток горло стискивает спазмом. Яд? Но этим ядом пропиталось здесь все. Многими ядами. У каждого свой вкус и запах… …но как же хочется пить! Пить — и спать, словно в жару, и тянет прикрыть глаза, будто в детстве, во время простуды. Кажется, что вот, сейчас придет нянька, сменит на лбу тряпку, пропитанную уксусом, задует свечу — и тогда из углов, из теней полезут бесы и демоны, будут тянуть полупрозрачные дымчатые лапы… Не демоны, не лапы. Люди, руки — только невозможно в это поверить, когда на миг прикрываешь глаза, и остаешься во власти запахов и звуков, бредовых и страшных, окружающих со всех сторон…

Нашли кого спрашивать! Дурака на голову больного! Да он вам что угодно скажет, только вот без попечителя, без его врача, без офицера из «чайдл-кейр» это все пустой звук! Он же как корова, ей-ей. Есть хочешь? Хочу. Есть не хочешь? Не хочу. Идите отсюда, пока полисов не позвала! Обыск? Нет, не надо обыска. Я за братцевы шашни не в ответе! И вообще ордер сначала принесите. Хотя лучше не надо. Хорна и спрашивайте, а я что, я ничего. Попросил меня, я и сказала. Ничего не знаю и знать не хочу. Не надо ордер-то…

Лежать на скользком полу, то и дело касаться его рукой, удивляться — гладкая, словно полированное дерево, поверхность, но если нажать пальцем, слегка прогибается. Ложе, предложенное хозяином, слишком узкое и жесткое, и если второе еще привычно, то необходимость держать ноги согнутыми, упираясь либо спиной, либо коленями в стену злит. На полу удобнее, проще — не больно-то отличается от ночевки в поле. Если не думать об этом поле, если запретить себе разглядывать каждую деталь, каждую странную вещь, обстановку, заставляющую вспомнить о давешней простуде… Узкое, короткое — едва по ширине плеч, и ноги подгибать приходится — ложе на прямых ножках. Впрочем, люди здесь все невысокие. Красный материал, --">