Люциан Ферр - Последний бой

павшей на город жарой, при помощи пива и вина.

Увидев на пороге Коршунова, трактирщик чрезвычайно обрадовался и тут же подошел с вопросом:

– Желаете сразу отобедать господин или, может быть, вы хотите прежде умыться с прогулки.

– Пожалуй, сначала умоюсь, – ответил Алексей, изучив свой, довольно пыльный камзол.

– Позвольте вас проводить, – тут же предложил трактирщик.

– Ну, проводи, если так хочется.

Вдвоем они поднялись на второй этаж, и, пока они шли по коридору к нужной двери, трактирщик громким голосом рассказывал Алексею смешную историю из жизни, смысл которой ему никак не удавалось уловить. Подойдя к двери, Алексей открыл ее ключом и шагнул внутрь. В ту же секунду на него слева обрушилась дубинка. Понимая, что уклониться он уже не успеет, Коршунов в последний момент успел поднять левую руку и блокировать удар. Дубинка упала на руку, раздался скрежет сминаемого металла. Резкая боль под лопаткой сообщила о том, что маяк был активирован, а через секунду страшный удар в спину швырнул Коршунова внутрь комнаты, и на него накинули сеть. Меткий удар дубинкой по голове отправил Алексея во тьму. Гаснущим сознанием он заметил подбегающих к нему монахов в черных рясах.

«…а поскольку еретик не упорствовал в своих заблуждениях и искренне раскаялся во всех своих грехах, то перед сожжением ему будут отпущены все грехи. И да сжалится над его душой Бог».

«Посланец кардинала» еще раз перечитал последние строчки и, в бессильной ярости, глянул в окно. Из кабинета главного инквизитора прекрасно просматривалась главная площадь Тавира, особенно хорошо было видно почерневший от огня и копоти столб, к которому цепями был привязан сильно обгоревший труп гладиатора, того, кто должен был умереть лишь через неделю. На арене. Перед глазами миллиардов зрителей.

«Ну, почему ты не мог немного потерпеть? Почему ты не мог сдохнуть от руки охотника, как сотни до тебя? Ну, почему именно в мое дежурство…» – думал лжеграф, сверля злобным взглядом обгоревший труп, робко надеясь, что тот вдруг возьмет и оживет. Но время шло, а ничего не менялось. Тяжело вздохнув, лжеграф сунул отчет в карман и проговорил что–то скороговоркой в браслет на руке. Секунду ничего не происходило, а затем человек медленно растаял в воздухе, о его недавнем присутствии напоминал лишь пустой бокал, стоящий на подлокотнике кресла.

Мелко накрапывал дождик. По дороге от города к кладбищу ехала телега, запряженная выносливым мулом. На козлах сидел крепкий еще старик. Отец Жером, как его называли городские ребятишки, вот уже сорок лет был гробовщиком, могильщиком и кладбищенским смотрителем в одном лице. Поэтому сейчас, как и множество раз до этого, он вез в своей тележке труп очередного еретика на кладбище. Тележка ехала медленно, куда ей спешить, труп никуда не убежит, кладбище – тем более. Так что сейчас старый сторож дремал на козлах, с ног до головы закутавшись в теплый плащ.

Подъехав к воротам кладбища, могильщик мгновенно проснулся и слез на землю.

Повернувшись к телеге, он … закрыл глаза и начал читать молитву. Закончив сие богоугодное занятие, он открыл глаза и снова закрыл их. Произошло то, что никогда не происходило ранее, но чего он всю свою жизнь опасался.

Труп еретика исчез.

А тем временем где–то на середине между городом и кладбищем в придорожной канаве лежал едва живой гладиатор. Несмотря на многочисленные ожоги, он улыбался. Улыбался потому, что он все–таки смог, он победил в своем последнем бою. Значит, не зря он горбатился на рудниках, не зря десять лет бился на Арене. Он сумел обмануть систему и в награду получил возможность самому распоряжаться своей жизнью. Несмотря на терзающую тело боль, Алексей был по–настоящему счастлив. Впервые за двадцать семь лет. Он был счастлив, потому что впереди его ждала совсем иная… свободная жизнь.

--">