Владимир Ильич Контровский , Элеонора Фролова - Дитя двух миров

Посмотрел вприщурку на покрасневшего от ярости парня и сказал — как всегда, очень негромко:

— Оставь девочку в покое. Не нужен ты ей — неужели тебе это не понятно?

Славка смерил Петровича недобрым взглядом — мол, это ещё что за хрен моржовый? — и добавил ещё парочку сочных идиом, но уже адресованных не перепуганной мне, а моему типа папане. Славка вообще всегда был склонен преувеличивать свои физические таланты, и не принял какого-то старого пня за серьёзного противника. А зря.

Дальнейшее напоминало лихой боевик. Я и ахнуть не успела, как Славик, здоровый накачанный бугай, вылетел в двери (и когда Петрович успел их открыть?) спиной вперёд. На лестнице он хряснулся хребтом о перила, взревел и кинулся в уже нешуточную драку. Хрена — драка не состоялась за явным преимуществом одной из сторон. Петрович перехватил взбешённого парня в дверях, подался вбок, сделал неуловимое движение, и несостоявшийся жених кубарем покатился вниз по лестнице. Я даже забеспокоилась (не за него, ясен пень, а за моего защитника) — как бы он не сломал бы себе чего? Отвечай потом за этого придурка…

Однако всё обошлось — Славка поднялся на межэтажной площадке, помотал башкой, и я (выглядывая из-за широкой спины своего как бы папаши) увидела в его налитых дурной кровью глазах искреннее недоумение и… уважение. Потом он пробурчал что-то себе под нос и побрёл вниз — не оглядываясь. Я облегчённо вздохнула.

Букет я выбросила, а шампанское (трофей, как-никак!) мы распили втроём с маманей, вернувшейся с занятий с вечерниками. И чокаясь с Петровичем, я впервые назвала его по имени: Алексей.

Но это всё лирика, а суровая правда жизни состояла в том, что написать роман — это даже не полдела, а гораздо меньше. Несмотря на всю мою подготовку, в издательствах я терпела одно фиаско за другим. При личных контактах, затрачивая немалые усилия и пуская в ход всё своё обаяние, мне иногда удавалось добиться прочтения моего творения, однако дальше этого дело не шло. Ответы были стандартно-неопределёнными: нет серии, в которую вписался бы ваш роман; редакционный портфель забит на полгода вперёд; тематика может оказаться невостребованной, потому как много сейчас такого похожего; и прочее в том же духе. А сегодня я потерпела полное и сокрушительное поражение…

Редактор посмотрел на меня тусклым взглядом, в котором однозначно просвечивала скука и полнейшее разочарование в умственных способностях всего человечества — типа, ну вот, ещё одна великая писательница нарисовалась на мою голову. В глазках его мелькнул огонёк интереса, однако я не обольщалась: интерес этот относился к моему полу, возрасту и внешности, а вовсе не к моим литературным типа талантам. Я подготовилась к этой встрече должным образом: надела полную боевую раскраску и сменила джинсы на короткую юбку — обнажённые коленки действуют на мужиков эффективнее обнажённого меча. Но при этом я помнила, что явилась не на конкурс «Мисс кофемолка», и старалась соблюсти точный баланс между умом и красотой. Тут ведь как — мужчины терпеть не могут умных женщин, хоть чуть-чуть похожих на красивых женщин, а с другой стороны — смотрят с лёгким презрением на пустоголовых «моделек» (мол, что с них взять, кроме этого самого).

Похоже, нужный коктейль у меня получился: редактор вспомнил, кто я такая, и нашёл распечатку моего романа. Я насторожённо следила за всеми его движениями и заметила, как в его лице что-то дрогнуло, когда он взял мою рукопись.

— Знаете, — проговорил он ватным голосом, — вы определённо небесталанны, но…

«Ну вот, — обречённо подумала я, — опять двадцать пять за рыбу деньги…».

А редактор посмотрел на меня и произнёс менторским тоном:

— Написано хорошо, со злой иронией, но нам это не подходит.

— Почему?

— Почему? А потому что вы, Алина, нарушаете правила игры. Вы можете представить себе рекламный ролик «Не смотрите рекламу, пока у вас осталась хоть капля мозгов!»?

«Понимаю, не дура, — подумала я с нарастающей злостью. — Какой висельник будет рубить сук, на котором он висит?».