Марина и Сергей Дяченко , Марина Юрьевна Дяченко (синоним для Марина и Сергей Дяченко) - Мир наизнанку (Сборник)

на гладком асфальте нет рельсов.

* * *

— Девушка! Девушка!

Шли и шли друг за другом мокрые лица машин. Дождь колотил по твердому покрытию, капли шлепались, разбивались, подпрыгивали, над землей висела туча брызг, и Лиза не сразу различила за этим грохотом стук по стеклу:

— Девушка!

Она обернулась.

Парень в обменной будке колотил по стеклу костяшками пальцев. Решетка, прикрывающая окошко от грабителей, была похожа на восходящее солнце с растопыренными лучами.

— Да подойдите же! Пожалуйста!

Переложив зонтик из одной руки в другую, перешагивая через сухое пространство из лужи в лужу, Лиза подошла.

— Что он вам сказал? — жадно спросил кассир, бледный, с ввалившимися щеками парнишка лет двадцати с небольшим.

— Он сказал, что у меня проблемы, — призналась Лиза и спросила, помолчав: — У вас что, круглосуточный обменный пункт? Уже поздно…

— Он вас пригласил или нет? Скажите? Пригласил?

Дождь потоками лился с краев зонтика.

— Здесь ведь нет рельсов, — сказала Лиза.

— Конечно, нет!

— И здесь не ходит трамвай.

— Как вы вообще сюда попали? — напряженно спросил кассир.

— Пешком! — она поежилась, чувствуя, как дождь водяной пылью пробивает ткань зонта.

И огляделась.

Блестел асфальт. Остановка казалась нарисованной на мокром стекле, дальние пропорции искажались, как отражение в елочной игрушке. Горел фонарь, и единым потоком шли машины, не останавливаясь, не замедляясь, будто на карусели.

Странно, что никого нет на остановке, подумала она и вдруг замерзла до кончиков ногтей. Кассир настойчиво постучал в окошко:

— Эй! Как вас зовут?

— Елизавета…

— Елизавета, вы говорили с Хозяином, понимаете?

— Нет. Он ваш хозяин?

— Ваш тоже… Как вы сюда попали? Как вы вообще решились к нему подойти?!

— Я просто предложила человеку зонтик, — Лиза отступила от окошка.

— Не уходите! — завопил кассир.

Еще один сумасшедший, подумала Лиза.

Из пелены показалась маршрутка. Лиза кинулась к ней что есть духу, но белый микроавтобус только чуть притормозил, поднял веер брызг и уехал — как будто Лизы не было, как будто остановка пустовала. И машина казалась пустой — Лиза видела, как салон ее насквозь пробивают дальние фонари, высвечивают спинки незанятых сидений.

Она почувствовала, что ноги промокли до колен. Машины двигались в торжественной тишине, мокрая остановка казалась окруженной туманом, как сцена — темнотой.

Медленно, бочком она вернулась к будке обменника.

— Послушайте, Елизавета, — торопливо сказал мужчина в будке. — Если он вас приглашал — это шанс, один на миллион, вы можете к нему приехать. Но только если он вас звал. Что он конкретно сказал?

— Он сказал, что я научилась прикидываться человеком, — Лиза разглядывала кассира сквозь мутное стекло и солнцеподобную решетку.

— Так вы не человек?!

— Я марсианин.

— Зря вы так шутите, — горестно сказал кассир. — Вы посмотрели бы на меня повнимательнее.

Почти против своей воли Лиза вытянула шею и заглянула в темноту будочки. Кассир восседал на офисном стуле — нет, он сам ниже пояса был офисным стулом. Его торс вырастал из сиденья, как орхидея из пня.

— Бред, — прошептала Лиза. Мигнула: наваждение прошло, в будке стояла полутьма, а окошечко было таким крохотным, что туда и мелкая купюра, наверное, протискивалась с трудом.

— Хотите поменять доллары, евро? — спросил кассир. — У нас хороший курс.

— Спасибо, — сказала Лиза. Повернулась и, опустив зонтик, мокрая, как мышь, пошла по направлению к станции метро.

* * *

Ее страх выбиться из привычного был, скорее всего, простым неврозом. Рутина служила оболочкой защитного пузыря, стоило пробить в ней крохотное отверстие, как вся ткань мира расползалась. В детстве Лиза иногда ловила себя на странном ощущении: она будто не знала, кто она, привычные вещи казались новыми, собственное имя — странным. Это были жуткие, неприятные моменты, сродни падению с высоты. Она всерьез верила, что, если пойти по незнакомой улице, заблудиться в чужом городе, просто выйти на неправильной станции метро — можно превратиться в другого человека и забыть, кем был раньше. И стоять перед дверью, хмурясь, роясь в чужих воспоминаниях, осознавая, что дверь знакома — но чужая. Чужая, — но в нее придется войти и жить.

— Лизавета, — сказала Алена, которая отлично знала, что Лиза терпеть не может, когда ее --">