Ирина Ивановна Габова - Серая пятница

Кто-то сдавленно пискнул, кто-то охнул. Раздались возгласы удивления и роптания, вскрики.

– Тише, тише, тише, мои хорошие. Тише. Про меня это сегодня было. Знаю я. К худу или добру, но знание мне было, что не станет меня, последнее было Предсказание. Не станет меня совсем скоро. А в зеркале моя сила была, да и она ушла. – Тишина была глухой. Словно выкачали из мира все звуки. – Перестаньте прятаться. Доживайте в свете.

И тут начались рыдания. Крики, плачь. Словно приговор для всех прозвучал. Мышель сидела, согнув ноги в коленях, и думала о том, что будет завтра, потом. А будет ли завтра? И будет ли потом? Страха не было, была обречённость.

Снова разговоры, вопросы. Но все знали, что Сычук сказал правду. Пару часов спустя приоткрыли двери, впустив воздух. Потом поели, кто, чем придётся. И снова разговоры. Так пролетела пятница.

Часов в 9 улеглись спать. Пару месяцев назад натаскали сюда матрасов, лавочек, подушек, чтобы можно было провести тут ночи, без ночёвки на полу. Разлеглись, кто куда. Но сон долго не шел, слышались фразы шёпотом, кто-то ворочался…

Утро субботы выдалось тяжёлым. Все встали с плохим настроением и долго с друг другом прощались. Обнимали Дядю Сычука. Говорили, что будут скучать, что его будет не хватать. Расходились парами, а то и по трое. Снова темные туннели, снова эхо. Снова счёт ступенек.

Вран шел рядом с Мышлен, держа ее за руку. Из метро вышли молча. Свет ударил по глазам. Они долго стояли, пытаясь к нему привыкнуть. Яркое солнце окутало город. Заросший, похожий на джунгли, он сверкал остатками окон. Пахло дождем и влажной живой землёй.

Мышлен жадно выдохнула носом свежий воздух.

– Я хочу жить! Я хочу дышать! Вот так, без страха, каждый день, каждую минуту! – Она смотрела в маленькие черные глаза Врана. По серой, покрытой мехом щеке катились слезы.

– Я тоже. – Он ее обнял.

Так они и стояли. Долго. Молча. Обнимаясь.

И всю неделю город молчал. Не было смертей, не бились окна, не горели деревья…

Мышлен вышла из дома в пятницу утром и отправилась к метро. По дороге ее догнал Вран.

– Все-таки решила пойти.

– Угу. – Кивнула она.

– Я тоже, наверное, это привычка.

Вдвоем они добрались до станции, прошли по туннелю в темноте. На месте сбора были все. Все 17. Живы, здоровы, напуганы, но рады друг другу.

Дяди Сычука не было. Зеркало было разбито. У всех было ощущение, что они пришли на похороны. Что делать? Никто не знал.

Мышлен собралась уйти первой.

– Ты куда? – тетя Крысиния, схватила ее за руку. – Пятница же.

– Знаю. Но я устала. Это был последний мой приход сюда. Последний, может, из-за того что я следующая, а может, из-за того что больше не захочу прятаться. – Ее речь прозвучала тихо, но каждый услышал.

Она вышла молча. Не стала ни с кем прощаться. И снова ее догнал Вран. Взял за руку. И они отправились наверх. Темные закоулки метро больше не пугали.

Город встретил их пением птиц, жужжанием насекомых и ярким солнечным светом. И снова пахло дождем и землёй. И тогда Мышлен, наконец, поняла, что мир встал на место. Что больше не надо прятататься по Серым пятницам, не нужно сидеть во тьме пережидая страшные дни. Впервые за 12 лет ее накрыло покоем и ощущением что будет Завтра. Завтра без страха, без Предсказаний, что можно снова смотреть вперед, не шарахаясь от каждой витрины, не скрываясь в тени. Город насытился жертвами, и дал всем еще один шанс на новую жизнь.

Она повернулась к Врану и улыбнулась так широко, насколько могла. По серым, покрытым шерстью щекам скользили слезы.

– Ты это чувствуешь? – Спросила она у Врана.

– Да, Чувствую!