Лорел Кей Гамильтон - Глоток мрака

растет. Я, знатная дама верховного двора, беременна близнецами – а ведь после моего рождения детей не появлялось ни у кого из придворных. Мы вымираем... А может быть, уже нет. Может быть, мы вновь обретем силу. Только зачем мне сила? Что толку мне в возвращении древней магии, в росте волшебной страны? Зачем мне это все, если Холод теперь – лесная тварь с чувствами и разумом лесной твари?

От мысли, что я ношу его дитя, которое он никогда не увидит и не узнает, у меня теснило грудь. Я сжимала руку Дойла, не в силах поднять на него глаза – я не знала, что он в них увидит, не могла уже понять собственных чувств. Я люблю Дойла, по-настоящему люблю, но Холода я люблю тоже, и так радостно было думать, что оба они – отцы моих детей!

Дойл заговорил низким глубоким голосом, льющимся патокой или темным медом, густым и сладким, только в словах его ничего сладкого не было:

– Я убью Тараниса.

– Нет.

Я уже об этом думала. Я знала, что Дойл это сделает: стоит мне пожелать, и он пойдет убивать Тараниса. И почти наверняка убьет. Но я не могла допустить, чтобы мой возлюбленный, чтобы будущий король убил Короля Света и Иллюзий, короля противоборствующего двора. Между нами сейчас нет войны, и убийства не простят даже те сидхе Благого двора, что считают Тараниса безумцем или негодяем. Дуэль – куда ни шло, но не убийство. Дойл вправе вызвать короля на поединок, об этом я тоже подумала. И даже повертела в голове эту мысль – но я видела, на что способна рука власти Тараниса. Он владеет рукой света, способной сжечь плоть, и совсем недавно едва не убил Дойла.

Руками Дойла я мстить не буду. Я не могу рисковать потерять и его тоже.

– Я капитан твоей стражи. Даже по должности я обязан отомстить за твою и за свою честь.

– Ты говоришь о дуэли?

– Да. Он не заслуживает чести защищаться с оружием в руках, но если я просто его убью, начнется война между дворами. Этого мы допустить не можем.

– Да, – отозвалась я. – Не можем.

Я посмотрела ему в глаза. Он свободной рукой коснулся моего лица:

– У тебя глаза светятся в темноте, Мередит. Светятся зелеными и золотыми кольцами. Тебе не скрыть свои чувства.

– Я хочу его смерти, это правда, но уничтожать из-за него нашу страну? Нет. Я не допущу, чтобы нас выгнали из Соединенных Штатов из-за моей поруганной чести. В договоре, по которому наш народ уже три века живет здесь, есть всего два пункта, нарушение которых влечет наше изгнание: мы не должны затевать междоусобных войн на американской земле и не должны позволять людям поклоняться нам как богам.

– Я знаю, Мередит. Его подписывали при мне.

Я улыбнулась, и тут же подумала – как странно, что я еще могу улыбаться. Улыбка увяла, но я решила, что ее появление обнадеживает.

– Ты и подписание Великой Хартии застал.

– Хартия Вольностей – дело людское. Нас она не касается.

Я сжала его руку:

– Просто к слову пришлось.

Он улыбнулся и кивнул.

– Туго соображаю, слишком перенервничал.

– Я тоже, – сказала я.

Открылась дверь у него за спиной. На пороге показались двое – высокий и низенький. Шолто, Царь Слуа, Властелин Всего, Что Проходит Между, ростом не уступает Дойлу, и волосы у него так же спадают гладкой завесой до пят, только не черные, а белокурые, а кожа лунно-белого цвета, как у меня. Глаза у Шолто трех оттенков желтого и золотого – собрали цвета осенних листьев с трех разных деревьев и оправили в золото. Глаза у него поистине прекрасны, а красотой лица он не уступит ни одному сидхе любого из дворов, кроме ушедшего от нас Холода. Футболка и джинсы, надетые ради маскировки, когда он отправился меня спасать, облегали тело такое же прекрасное, как лицо, но я знала, что это иллюзия – по крайней мере частично. Спереди у него от верхних ребер и ниже росли щупальца: мать Шолто принадлежала к высшей аристократии сидхе, зато отец был одним из ночных летунов слуа, составляющих последнюю Дикую охоту страны фейри. То есть она была последней до пробуждения древней магии: к нам снова возвращаются существа из легенд, и одной Богине известно, что уже ожило и что еще оживет.

Если Шолто не надевал плащ или пиджак, под которыми щупальца не разглядеть, он скрывал их с помощью магии – гламора. К чему пугать медсестричек? Он всю жизнь совершенствовал умение скрывать свои особенности, и так его отшлифовал, что рискнул отправиться меня спасать. А выйти против Короля Света и Иллюзий, защищаясь одной лишь иллюзией – поступок смелый.

Шолто мне улыбался – такую улыбку я у него --">