Юрий Силоч - Постмортем

пробудившегося мертвяка, пока Тальф судорожно листает книгу в поисках подходящего изгоняющего заклятья… А гвардейцы — да и Тьма бы с ними, с гвардейцами. Пока они делают вид, будто их не существует, а Тальф не пытается покуситься на честь наследницы престола, всё будет хорошо.

Впрочем, кто и на чью честь скорее покусится — это ещё большой вопрос, потому как Жозефина манерой поведения иногда пугающе напоминала Клауса.

— Давай помогу! — подал голос крыс и тоненько пискнул, когда юноша подхватил зверька и занёс над полкой с зельями.

— Трупная кислота, собачья известь и порошок можжевельника!.. — прошептал Тальф. — Ищи!..

— Ого, — удивился крыс. — Кого ты там пробудил, древних богов?.. — нос быстро-быстро задёргался, усы заходили ходуном. Секунда текла за секундой, Тальф волновался всё сильнее. Наконец Клаус чихнул и опять принялся тереть нос. — Ох, ну и вонь… Вон та банка — это известь. Порошок в солонке, а мёртвая кислота в дальнем углу. Кажется, белый флакон из-под духов мадам Савари.

Тальф опустил крыса на пол, бесшумно выудил нужные сосуды и прочёл этикетки.

— Точно! Спасибо!

Откупорив их, он щедро сыпанул в кислоту можжевелового порошка и затем очень осторожно добавил буквально несколько крупинок собачьей извести.

— Ой! — последней оказалось слишком много и из горлышка вырвался фонтанчик светящегося фиолетового газа, который тут же впитался в потолок. Последний от этого не особо пострадал, поскольку на своём веку впитывал вещи и похуже. — Всё, спасибо, я побежал!

Клаус не успел спросить: «Так кого же ты, Тьма побери, пробудил?» — как Тальф поспешно забрался на стол, свесил ноги из окна, извернулся, повис на руках — и с головой нырнул в тёплую летнюю ночь.

Счёт шёл на секунды.

Колдун быстрым шагом пересёк притихший сад с полупрозрачным садовником, вышел за ворота и припустил изо всех сил по тёмной улице. В багровое небо утыкались чёрные силуэты зловещих башен, вырастающих из не менее зловещих особняков.

Где-то совсем рядом сверкала огнями центральная улица Гримхейма. Она поднималась в гору, пока не упиралась в небольшую площадь перед воротами королевского дворца. Шумящая бесконечным праздником, сияющая витринами магазинов и ресторанов, заполненная нарядными людьми и запруженная каретами, она была лицом и сердцем города. Но стоило загулявшему столичному жителю зайти за нарядные фасады — и он рисковал свернуть шею в совершенно диком овраге, где разве что волки не водились.

И Тальфу нужно было именно туда: пройти между двумя каменными заборами размером с крепостные стены, там несколько раз поскользнуться и споткнуться о гнилые деревяшки, затем спуститься, хватаясь за кусты и высокую траву, на дно оврага; попытаться перепрыгнуть шумный ручеёк (обязательно наступить в него и зачерпнуть ледяной воды через дырку в сапоге), обогнуть здоровенный куст опьяняюще ароматной черёмухи, перешагнуть вросшую в землю ограду из замшелых камней — и оказаться на старинном кладбище.

Разумеется, до него можно было добраться и другим путём: как-никак, древний погост, стиснутый с трёх сторон стенами и заборами, располагался почти в самом центре разросшегося за столетия Гримхейма. Но для этого придётся сделать крюк в три квартала и заходить через центральную аллею, охраняемую сторожем, который успел хорошо запомнить лицо Тальфа. Как и то, что от его ночных визитов хорошего ждать не приходится.

Все кладбища в мире устроены одинаково: чем ближе ко входу, тем аккуратнее всё выглядит. Кресты вытягиваются по стойке смирно, склепы идеально оштукатурены, дорожки выметены, ограды сверкают свежей краской. Всё готово к встрече важных гостей, всё подтянуто-отчищено-напомажено, как на строевом смотре или в доме старушки-тирана перед приходом гостей.

Но чем дальше, тем больше окружение расслабляется. Кресты позволяют себе встать поудобнее, а дорожки, могилы, ограды и склепы меняют парадные мундиры на домашнюю одежду — лишайники, плесень, ржавчину и бурые прошлогодние листья. Тальф же заходил с самого дальнего конца кладбища, где вообще не разберёшь, что это за место.

Берёзовая роща, густые заросли крапивы. Ноги путаются в высокой мокрой траве, вместо могил — невысокие холмики, а от груд позеленевшего камня, которые давным-давно были величественными усыпальницами, тянет сыростью и болотом.

Тальф углубился в рощу и пробежал, тяжело дыша и спотыкаясь, по следу из --">