Робeрт Шекли , Роджер Джозеф Желязны - Если с Фаустом вам не повезло…

удачным, – возразил Мефистофель. – Ну-с, покажи-ка мне одного из ваших городских святош, и я со своей удалой командой демонов тотчас заставлю его отречься от Добра.

– Совсем не обязательно выбирать святого, – ответил Михаил, не нарушая старых добрых традиций Светлых Сил давать противнику фору в начале борьбы. – На сей раз мы придумали нечто более сложное. Нечто более всеохватывающее, грандиозное и величественное, чему, как видно, суждено войти в века начинающейся Новой Эры. Однако в подробности плана я посвящу тебя позднее. А пока… знаешь ли ты слугу нашего Фауста?

– О, да, – оживился Мефистофель, и тут же совершил типичную для сил Зла ошибку, претендуя на знание того, чего он на самом деле не знал. – Ты, конечно, имеешь в виду Иоганна Фауста, известного шарлатана, ныне живущего в… как же называется теперь это место?.. Кенигсберг?

– Время покажет, шарлатан он или нет, – в тон Мефистофелю отозвался Михаил. – Однако он совсем не в Кенигсберге. Ты найдешь его в Кракове.

– Ах, да, конечно, – воскликнул Мефистофель, – как я мог забыть об этом! Помнится, он поселился в скромном домике неподалеку от Ягеллонского Университета.

– Верно. Он живет холостяком в небольшой квартирке на Малой улице Казимира, что у Флориановой Заставы.

– Эти названия все время вертелись у меня на языке, – сказал Мефистофель. – Я тотчас отправлюсь туда и посвящу его в подробности нашего замысла. Кстати, в чем же он все-таки заключается?

– А вот и заказанные тобой окорочка, – ответил Михаил. – Пока ты ешь, я буду рассказывать.

Глава 2

Иоганн Фауст был один в своей небольшой городской квартире в Кракове, далеком польском городке, куда его привела стезя странствующего ученого-философа аристотелевой школы. Профессора Ягеллонского Университета охотно приняли в свой круг большого грамотея – ведь Фауст знал наизусть все наиболее известные творения великих умов древности: Парацельса, его предшественника Корнелия Агриппы, а также более ранние, секретные работы Виргилия, величайшего мага Римской эпохи.

Обстановка в доме Фауста была скромной: простой деревянный пол, который по утрам подметала служанка, не покрывали ни пестрые ковры, ни узорчатые дорожки. Переступая порог рабочего кабинета Фауста, прислуживающая ему девушка осеняла себя крестным знамением, шепча ограждающие молитвы, и трижды сплевывала через левое плечо, чтобы – не дай Бог! – не случилось с ней какого-нибудь несчастья. А надо сказать, что если вы связались с таким загадочным и мудреным человеком, как Фауст, до беды, равно как и до Ада, рукой подать. Всякий раз, когда служанка открывала низкую дверь кабинета, она вздрагивала и, отступив на шаг, поспешно крестилась, заметив на полу старательно вычерченную мелом пентаграмму – каждое утро она тщательно стирала ее, а на следующий день рисунок появлялся снова. Углы пентаграммы были испещрены арабскими письменами; среди изящных букв и цифр порой попадались странные знаки, которые не смогли бы разгадать даже масоны.

В рабочем кабинете, так же как и в остальных комнатах, было мало мебели; каждая вещь годами стояла на отведенном ей месте, не сдвигаясь ни на дюйм. В углу помещался перегонный куб. В маленьком камине горел уголь – Фауст топил очаг днем и ночью, летом и зимой, ибо все время страдал от озноба. В комнате было высокое готическое окно, но плотные шторы как правило были низко опущены, и дневной свет почти не проникал в комнату – глаза Фауста привыкли к полумраку, к неяркому, мерцающему свету очага и золотистым огонькам свечей, – около дюжины длинных восковых свечек сутки напролет оплывали в оловянных подсвечниках. Это были высокие белые свечи – роскошь, по тем временам недоступная большинству краковчан. Несколько состоятельных горожан снабжали Фауста этими прекрасными ароматизированными свечами – в их белый воск были добавлены мирра и травяные бальзамы, а также редкостные и баснословно дорогие растительные эссенции, извлеченные из самых прекрасных и душистых весенних цветов. Их благоухание порой заглушало удушливые запахи паров ртути и других металлов, смешанные с едкой вонью разнообразных специй дьявольской кухни алхимика, наполнявшей рабочий кабинет.

Фауст мерил шагами свой рабочий кабинет – десять шагов в одну сторону, к стене, на которой висел портрет Агриппы, и десять шагов в другую, к комоду, где стоял мраморный бюст Виргилия. Шелковая серая мантия, какие обычно носили --">