Михаил Александрович Бабкин - Слимпер

пилили? — рассеянно поинтересовался Семён, запивая мясной рулет шампанским. — За компанию, что ли?

— Да нет, — бодро ответил Мар, — мы после уши язычникам назад продавали. Им эти носы до задницы были, так, декоративный элемент, не более, а вот уши... Они, туземцы, божков своих Ушанами звали и вымаливали у них для себя в основном только хороший слух для охоты. У них, у туземцев, почти у всех зрение слабое было, так они зверя на звук промышляли... Птицу, между прочим, стрелой влёт били. Слепенькие, слепенькие, а охотились здорово... А пели-то как! — оживился медальон. — Какие голоса, какие хоры! И всё печальные такие песни, медленные, добрые... на вечерней зорьке всем селом у храма построятся и начинают петь гимн в честь своего бога. Да так жалостливо, спасу нет!

Мой хозяин, бывало, нос и уши потихоньку у очередного Ушана ножовкой отпиливает, а сам слушает и плачет, слушает и плачет... Душевный у меня хозяин был, — вздохнул Мар, — совестливый. Много за уши с язычников не брал, так, чисто символически... Пригоршню-другую жемчужин за каждое, или по крупному алмазу, ежели уши особо большие попадались. Там того жемчуга и алмазов как гальки на морском пляже, места только надо было знать. Язычники знали.

— А идолы из чего были сделаны-то? Из дерева, что ли? — Семён пригляделся: в зале что-то начинало происходить. Что-то непонятное: народ за своими столами притих, все внимательно уставились на пентаграмму; над звездой постепенно разгоралось не колдовское, а вполне видимое красное пожарное зарево.

— Почему же, — удивился медальон. — Из золота, само собой. Как и положено.

— Так чего же он тогда уши-то возвращал? — Семён вернулся к рулету: зарево над пентаграммой продолжало разгораться, но паники в зале не было. Значит, всё шло так, как надо, как запланировано, чего тогда зря волноваться, так ведь и аппетит может пропасть. Видимо, начинался какой-то аттракцион с использованием магии. Скорее всего, шоу-программа. Развлекаловка.

— Я ж говорю — хозяин душевный и совестливый был, — терпеливо повторил Мар. — Тем более, что золото тогда на Вседисковом финансовом рынке спросом не очень пользовалось, слишком много его стало. А брюлики да лалы — они наоборот, здорово в цене поднялись. Ты знаешь, что такое девальвация?

— Знаю, — отмахнулся Семён, — это что-то из экономики... Ты глянь, что делается, — Семён не донёс до рта бокал с шампанским и резко поставил его на стол.

Из-за ближнего к помосту стола поднялась богато одетая дама, не молодая, худая и высокая, с пышно взбитыми фиолетовыми, наверняка крашеными волосами — что-то коротко сказав сидевшим с ней за столом, дама твёрдым шагом направилась к помосту. К пентаграмме. Сидевшие переглянулись между собой и громко захлопали в ладоши.

Неожиданно весь зал взорвался бешеными аплодисментами; многие повскакивали со своих мест и стоя продолжали аплодировать фиолетовой даме, словно известной примадонне, в последний раз выходящей на эстраду.

— Петь, наверное, будет, — предположил Мар. — Не стриптиз же показывать! Какой стриптиз в её годы... Хотя был я как-то с одним из прошлых своих хозяев в неком малоизвестном заведении на Перекрёстке, где дамочки предсмертного возраста такое вытворяли, такое! Просто тьфу что вытворяли, и всё тут. Во всяком случае лично мне на все их ужимки смотреть было тошно... А хозяин, однако, чуть не сомлел, глядя на эти прелести. Так что каждому своё.

— Помолчи, ладно? — нервно сказал Семён. — Песни петь будет, ага. В активированной пентаграмме. Ну, ты, блин, скажешь...

Дама взошла на помост и решительно шагнула в пентаграмму. По залу прокатился общий вздох: на миг алое пламя — и магическое, и реальное — потускнело, а после вспыхнуло ещё ярче; женщина исчезла. Исчезла на видимом, ощутимом для всех уровне: на магическом же, доступном лишь Семёну плане реальности, с ней происходило нечто жуткое — обнажённый женский силуэт, разом лишившийся всех своих одежд, повис в колдовском пламени, неистово суча ногами и руками; тело несчастной странным образом изменялось, таяло и текло, словно воск в огне, переплавляясь в нечто неопределённое, аморфное, чему не было названия... Через несколько секунд магическое пламя снова стало прозрачным и чистым. Ждущим.

— Это... что это было? — полузадушенно спросил сам у себя Семён, хватая бокал и одним глотком допивая холодное шампанское. — Что у них здесь происходит, а?

— Не стриптиз, --">