Надежда Валентиновна Первухина - Не пытайтесь это повторить

споро так ползет по пальцам. Я давлю ее, содрогаясь от отвращения. Мне еще повезло. У меня за день набирается всего четыре-пять личинок, тогда как из других моих знакомых умертвий они сыплются просто пригоршнями. Да и сохранность у меня получше. Все-таки родители, спаси их господи, к хорошей ведьме-реаниматору меня свезли.

Помню свое умирание. Это было тяжело и грязно. Я лежала в палате больницы для ВИЧ-инфицированных и выворачивалась наизнанку. Меня мучила ломка, от которой не спасало уже ничего, особенно длинные разговоры с психотерапевтом. Свет мерк в моих глазах, дикая боль раздирала тело, которое хотело только одного — дозы. И тут появился врач.

— Лиза, я пришел с вами поговорить.

Лиза — так меня зовут. Точнее, звали.

— Убирайтесь к черту! — сумела выдавить я и вцепилась в кровать. Мне мерещилось в моем бреду, что меня уносит, как дырявую шлюпку от тонущего корабля.

— Лиза, нам обязательно нужно с вами поговорить. Вы в плачевном состоянии.

— Без тебя знаю, психолог недоделанный!

— Попробуйте дышать медленно и ровно.

— И что?

— Боль немного отойдет. Позвольте руку. Я измерю ваш пульс.

Он взял мою руку, и боль отошла. Но вместе с тем я почувствовала, как начали холодеть и неметь мои ноги.

— Подождите… — прошептала я.

И тут в палату вошли мои родители.

— Лизочка… — заплакала мама. — Кровиночка моя!

Отец молча вытирал слезы.

— Вы что? — деревенеющим языком спросила я. — Я же еще не умираю.

А врач все держал меня за руку, держал…

И рука моя холодела.

И на миг мне приоткрылось…

Лица у психотерапевта не было. Вместо него был скалящийся череп с огоньками в пустых глазницах. А больничный халат преобразился в саван, рваную шелковую хламиду, пропахшую тлением.

Но это только на миг.

А потом мое сердце остановилось.

Психотерапевт поднялся и вышел из палаты.

Родители упали на колени возле моей кровати и зарыдали в голос.

А я отстраненно наблюдала за этим, глядя на свое исхудавшее уродливое тело. Я стояла у входа в тоннель. Он, этот вход, был невероятно черен, и впервые я ощутила такой страх, что передать невозможно. И тут из его черноты появился некто.

Он протянул мне то, что с натяжкой можно было назвать рукой:

— Идем!

Я задрожала и прижалась к остаткам реальности, словно они могли меня защитить и удержать.

— Нет!

— Идем. У тебя все равно нет другого выхода.

И тут что-то засияло, как свечка, внесенная в темную комнату.

— Что ты здесь делаешь, Алаэль? — спросил тот, что был от тьмы, — Нет тебе части в ней. Она жила неправедно. Я забираю ее душу.

— Ты не можешь забрать ее душу, Имхореп, — печально и музыкально сказал Алаэль. — Ее душа обречена скитаться между мирами. Ее родители приготовили ей посмертное восставление.

— Проклятье! Но и тебе не достанется ее душа, Алаэль!

— Я буду наблюдать за нею.

— Я тоже.

И тут я рванулась в свое тело. Оно было таким родным, таким привычным. И…

Не смогла в него войти.

Тело было словно окружено невидимым, но прочным коконом.

И я поняла, что отныне буду болтаться рядом с ним, как воздушный шарик на веревочке.

Кстати насчет тела!

Когда и как его будут восставлять?

Родители между тем перестали плакать. Мама оправляла на моем трупе одежду (жуткого цвета пижаму), а отец звонил кому-то по мобильному телефону:

— Благословенны будьте, Юлия! Моя дочь умерла. Полагаю, минут пять назад. Тело еще не успело остыть. Хорошо? Вы вылетаете? Будем ждать. Да, Пятая городская больница имени Семашко. Третий этаж, палата номер двадцать семь.

Через несколько минут (или через вечность — время утратило для меня привычное значение) дверь палаты открылась, и вошла молодая женщина какой-то особой, оригинальной красоты.

— Благословенны будьте! — мелодичным голосом сказала она.

— Благословенны будьте, Юлия! — хором ответили мои родители, и я поняла, кого они наняли в качестве реаниматора. Знаменитую ведьму Юлию Ветрову. А я и не знала, что ко всем прочим своим талантам она еще умеет и мертвецов восставлять.

Юля подошла к моему телу, приложила два пальца к шее. Меня дернуло как током, а на шее, когда ведьма убрала пальцы, остались отметинки, будто от ожогов.

— Надо ее немедленно перевозить в мою лабораторию, — сказала Юля. — Сейчас самое подходящее время.

— Как? — удивился мой папа. — А разве вы ее не здесь, в больнице, восставлять будете?

--">