Павел Марков - Сирруш (СИ)

в веселой ухмылке. Каким бы суровым ни старался казаться мастер резчик, долго обижаться на него не получалось.

Грузно опустившись на соломенную циновку под навесом, Абару дождался, пока помощник наполнит глиняную кружку до краев, и с жадностью осушил половину. Пиво оказалось дешевым, пальмовым, но в ту секунду он не придал этому значения. Слишком сильна была жажда и слишком холоден напиток.

Довольно причмокнув, резчик произнес:

— Х-а-а, хорошо. Жаль, что нельзя провести остаток дня здесь.

— Верно, — поддакнул Арманис, вновь склоняясь над глиняной табличкой.

Абару покосился на ученика:

— Так ты и сидишь тут с утра.

— Верно, — повторил Арманис, не отрываясь от клинописи.

Резчик хмыкнул, отпил еще немного и окинул взглядом окрестности.

В полуденные часы местность практически пустовала. Каменистая дорога, начинавшая свой путь у ворот Иштар, слегка извилистой линией уходила на север в сторону Сиппара[5]. Слева от нее нес темные воды Евфрат. Время от времени с берега налетал свежий ветерок. Справа раскинулись поля, усеянные золотистыми колосьями пшеницы. Они покачивались под порывами воздуха, подобно морским волнам. Словно та водная гладь, что омывала местность неподалеку от Ура[6]. Как и сама дорога, поля сейчас пустовали. Крестьяне, побросав свои основные обязанности, ушли на небольшой перерыв, скрываясь от полуденного зноя в глиняных хижинах. Те стояли вразнобой немного восточнее.

«И только я, как последний дурак, работаю в самое пекло» — подумал Абару.

Потягивая пиво, он бросил взгляд на Арманиса. Тот, склонившись над глиняными табличками, водил пальцем по клинописи и беззвучно шевелил губами.

«Хоть он и не самый умный ученик на свете, но все-таки славный малый. И, как подобает всем славным малым, выводит меня из себя».

Почти полностью осушив кружку с пивом и, с сожалением осознав, что скоро придется возвращаться к работе, резчик снова устремил умиротворенный взгляд на север.

Какое-то движение на дороге заставило его прищуриться:

— Хм. Кто-то идет?

— А? — Арманис оторвался от созерцания клинописи.

— У тебя очи более зоркие, глянь, — Абару указал пальцем, — кто это там разгуливает по жаре в такое время?

Помощник отложил клинопись, нехотя поднялся и вышел из-под навеса, окунаясь в лучи горячего солнца. Прикрывая ладонью глаза, Арманис посмотрел в указанном направлении.

— Человек, — наконец, произнес он.

— Ясно, что не осел, — буркнул Абару.

Не обращая внимания на недовольное брюзжание наставника, Арманис добавил:

— Его сильно шатает.

— Шатает?

— Ну, как вас, когда перепьете.

— Поговори мне тут, — слегка повысил голос Абару, ставя кружку на циновку, а затем поднимаясь и отряхивая полы длинной белой рубахи.

— Он упал, — взволнованно сказал Арманис, убирая руку от лица и переводя взгляд на резчика. В глазах ученика читалась тревога. — Надо помочь ему!

Абару поначалу хотел возразить, что им нет дела до какого-то путника, и нужно возвращаться к работе. Пусть, мол, стражники у ворот разбираются. Однако укол совести где-то в груди заставил резчика изменить свое мнение.

Прихватив кувшин с пивом, он молвил:

— Идем.

Они трусцой направились по каменистой дороге в сторону, где в пыли распластался неизвестный путник.

На небе не виднелось ни облачка, поэтому ничто не мешало солнечным лучам безжалостно выжигать воздух. Только слабый ветерок с реки приносил хоть какое-то облегчение. В остальном же в округе повисла тяжелая тишина. Казалось, сама природа пережидает знойный момент в полном уединении.

Пробежав с десяток локтей, Абару почувствовал, что задыхается. Лишний вес давал о себе знать. Шустрый Арманис вырвался вперед и первым добрался до путника, растянувшегося на разогретой дороге лицом вниз.

Он был одет в грязный и затертый походный плащ, связанный из овечьей шерсти. Его перевязывал тонкий кожаный пояс. На ногах виднелись истертые дырявые сандалии. Кем бы ни был этот незнакомец, судя по обуви, он проделал немалый путь. Длинный деревянный посох с тупым концом, который он выронил при падении, валялся неподалеку.

Когда Абару добрался-таки до нужного места, Арманис уже переворачивал путника на спину.

Им оказался глубокий старец с испещренным морщинами обветренным лицом. Длинная седая борода опускалась чуть ли не до живота. Грудь под --">