(Каролина Инесса Лирийская) - Tempus nemini (СИ)

королевский убор. Она нетерпеливо взглянула на вампиршу, одинаково смущенную и заинтригованную, и потащила к своему столу. Отчет спланировал на край, к другим. Анну усадили на стул.

— Это как-то неловко, — начала она, когда Тина распустила ее хвост и осторожно провела гребнем по волосам. — С чего все вообще началось?

— А, мы обсуждали шабаш. Вообще-то ведьмы с развевающимися на ветру волосами — это все выдумки, — сказала Тина то, что Анна за свою долгую жизнь и так узнала. — Страшно неудобно, все в глаза, когда летишь…

— Но вы… сестры по магии, — сомневаясь, сказала Анна. — Причем тут я?

Ей показалось, что она услышала усталый вздох Тины, но Анна не стала поворачиваться и мешать ей, потому что ведьма уже запустила пальцы в ее волосы, разделяя на пряди…

— Мне нужна практика, а ты подходящая жертва, — шутливо сказала Тина.

Анна постаралась успокоиться, отключиться, не думать ни о работе, ни о чем. Ей даже удалось притушить свои ощущения, не концентрироваться на чужом пульсе — обычно это помогало ей на допросах, однако сейчас Анна всего лишь… отдыхала. Пару раз за спину ей заходили другие любопытные ведьмы, о чем-то переговариваясь с Тиной.

— Все хорошо? — спросила та, легко коснувшись плеча Анны. — Просто ты давно сидишь и не двигаешься… Хотя, думаю, для вас это нормально?

Легонько кивнув, Анна продолжила терпеливо ждать. В каком-то смысле вся ее жизнь была ожиданием… чего-то. Уж точно не смерти: после стольких лет она не верила, что та может когда-нибудь наступить, и смирилась с тянущейся вечностью. В которой определенно были приятные моменты. Прикосновения Тины успокаивали.

Анна тихо дернулась. Старая память мучила ее, как и всегда.

— Когда-то я служила у одной графини, — медленно проговорила Анна, словно надеясь, что на середине фразы она одумается и замолчит, но этого не произошло.

— О, так ты настолько древняя, — все еще шутливо сказала Тина.

Она была поистине дитя своего заполошного века, и Анне она отчасти нравилась, даже если была слишком шумной и торопливой, хотя со временем начинаешь уставать от таких черт. Но сейчас Тина казалась ей успокаивающей, пока расчесывала, словно погружая в какой-то магический транс.

— Я заплетала ей волосы, — тускло улыбнулась Анна. Почувствовала собственные клыки и коротко выдохнула. — У меня очень хорошо получалось, потому что у моей матери были хорошие красивые волосы. Настолько, что некоторые гости графини завидовали простой служанке, и ей приходилось всегда их прятать.

Она подумала о своих волосах, черных, гладких. Почти таких же, как у ее матери; наверное, ей стоило ими гордиться, не перевязывать небрежно, когда она спешит на работу. Но дело было не только в занятости, в долгих расследованиях и вечной бюрократии.

— Мне казалось, что графиня любит меня, потому что она позволяла мне выбирать прически. Говорила, что доверяет моему вкусу, а сама всегда старалась, чтобы ей понравилось. Я была почти счастлива. Быть… полезной.

— Но что случилось потом? — спросила Тина. Заинтригованная, но как будто… сочувствующая.

— Однажды она вцепилась мне в горло клыками, — просто ответила Анна, хотя память тяжело навалилась на нее, почти погребла. Дышать было трудно, как в могиле, когда тебя завалили землей. — Я тогда причесывала ее, как обычно, и совсем ничего не ожидала. Не знаю, почему так случилось. Может, она была голодна, но в последний момент опомнилась, спасла мою жизнь. Или же обрекла на вечные страдания, как посмотреть… Но все же спасло меня то, что я делала ей прекрасные прически.

— Я не знала… — Тина опустила руки. — Прости, что напомнила.

— Нет, нет, ты не виновата! — улыбнулась Анна. — Мне повезло, я не вправе жаловаться. Сейчас я куда счастливее тех времен… и ради этого стоило жить дальше. Когда-то я мечтала, что это мне кто-то будет заплетать прекрасные косы, и вот видишь…

Тина облегченно рассмеялась. Поправила выбившуюся прядку, осмотрела кропотливую работу. Режущее чувство, обоюдоострое: Анна вдруг поняла, что она оказалась на месте графини фон Айзендорф. Три сотни лет как будто стерлись в ничто и растворились, и она почувствовала что-то мерзко голодное, свернувшееся в груди. Хищного зверя, который

--">