Анастасия Якушева - Печать Аваима. Забытый во Мраке

едва не снеся худого лекаря. На пороге застыла недовольная крупная женщина лет сорока: широкая, плотная, со следами муки на румяном, блестящем от пота лице. Одной рукой она держала дверь, а второй подпирала пышный бок. Темные волосы выбились из-под яркого платка и налипли на мясистую розовую шею.

Сесилия раздраженно уставилась на посетителя, но заметив золотые нити по черному вороту, смягчилась:

– Зачем пожаловали, ваше лекарство? – вежливо, но без радушия поинтересовалась она.

– Люди сказывают, что вы берете на постой.

– Люди много чего сказывают, – строго ответила хозяйка, и добавила уже мягче, – но вам не откажу, хоть и тесновато у меня в праздник.

Она отступила, пропуская его внутрь.

– Благодарю вас, любезная, – лекарь галантно поклонился, – к вашим услугам, если кого подлечить понадобится.

Хозяйка нервно хохотнула:

– Не до хвороб нам нынче. Отдыхайте. Опосля налечитесь.

И она по-домашнему, уверенной рукой подхватила его под локоть и повела широким коридором.

– Как величать-то вас, господин лекарь?

– Всерадетель Тамаш.

Хозяйка удивленно уставилась на гостя. Затем перевела взгляд на тонкую полосу золотых символов, вышитых по вороту балахона, и ахнула, разглядев в золоте другую вышивку – черным по черному слева от тесьмы, слегка поблескивая, в золотой рисунок вплетались две крохотные ладони, державшие черную сферу.

– Большая честь, – почтительно поклонилась она, – располагайтесь, господин всерадетель.

Она вывела лекаря в уютный сад, высаженный прямо под городскими стенами и обнесенный плотным дощатым забором. Под раскидистыми яблонями стояли простые деревянные столы и разномастные стулья, принесенные, как видно, отовсюду, где только нашлись: красивые резные стульчики, грубые табуреты, ящики, длинные лавки и просто широкие доски, перекинутые между колодами. Все стояло вперемешку, но людей было много и все, казалось, были довольны обстановкой и угощением.

Сесилия усадила гостя на табурет под старой яблоней и решительно направилась к дому на ходу раздавая указания расторопной ребятне, сновавшей между столами. Тамаш вздохнул и с наслаждением вытянулся. Ноги гудели, голова слегка кружилась, но в тени было прохладно, на столе вкусно пахло едой, а перед ним уже стояла большая кружка холодного темного пива. Тамаш благодарно проводил взглядом шуструю девчушку, и одним духом осушил половину кружки, после чего, довольно крякнув, выпил вторую половину и блаженно откинулся к теплому душистому стволу. Девочка-помощница, пробегая, ухватила пустую посуду и через пару минут уже поставила перед ним вторую кружку и большую тарелку мясной похлебки с добрым ломтем свежего хлеба.

Тамаш теперь уже медленно, жмуря глаза от удовольствия, принялся за пиво. Оно и вправду было отличным. Сделав пару глотков, он придвинул тарелку и втянул восхитительный, густой аромат свежеприготовленного мяса. Рот наполнился слюной. И Тамаш принялся за еду, с интересом поглядывая по сторонам.

В саду царило благостное сытое оживление. Дородные, опрятные купцы из небогатых гильдий мирно соседствовали с теми же каменщиками и ремесленниками, такими же благовидными и опрятными. За дальним столиком сидели давешние пилигримы: молчаливая компания в потрепанных серых рясах и с ними худенький паренек в побитой ржой кольчужке – сопровождающий, вероятно. Пилигримы молча ели, а бледный парнишка сидел на перевернутой бочке, грустно понурив голову.

Тамаш доел похлебку и снова принялся за пиво. Когда кружка опустела, он знаком показал девочке, что больше не нужно, и откинулся к яблоне. Желтое послеобеденное солнце теплыми брызгами просеивалось сквозь яблоневую крону и вспыхивало яркими цветными пятнами под закрытыми веками. Тамаша потихоньку сморило сном.

***

Очнулся он от осторожного потряхивания и с трудом разлепил глаза. Девочка-помощница испуганно заглядывала ему в лицо.

– Вы в порядке, ваш лекарство?

– Все хорошо, задремал с дороги, – Тамаш с трудом сосредоточил взгляд и сам удивился, как это он смог так крепко заснуть.

– Пойдемте, вашество. Мама велела вас в комнату проводить, – девочка потянула его за рукав, и Тамаш послушно поднялся.

Они прошли через сад к дому и поднялись на третий этаж на чердак.

– Мама просила извинять – других комнат нет, – --">