Александр Зимовец - Смертоцвет

минуты на минуту сюда явится Его Величество. Лично. Последний раз он лично принимал участие в наказании бунтовщиков полвека назад, но теперь, конечно, не применет явиться. Вы даже представить себе не можете ту мощь, которую он вас всех обрушит. Лучше сдайтесь сейчас, тогда у вас есть шанс выжить.

Граф овладел собой, и говорил это теперь размеренным, высокомерным тоном, как нечто, в чем он был глубоко убежден. Однако что-то, быть может, легкая дрожь его голоса дала Герману понять: он… не то чтобы прямо лжет… скорее, он не уверен в своих словах. Что-то идет не по его плану. Вероятно, все.

Если сюда пришли войска, значит, по меньшей мере, часть сподвижников Оболенского не арестована. Нет, не все так замечательно у противника. Может быть, и насчет императора тоже липа. Император, властелин времени, никогда не опаздывает. Посчитал бы нужным — был бы уже здесь.

— Сдавайтесь сами, граф, — ответил Герман. — Вы проиграли. Меня вы здесь не удержите, и натиск армии тоже не остановите.

— Идиот! — отчаянно выкрикнул граф, и даже сквозь мерцание барьера Герман увидел, как его лицо налилось краской. — Вы все испортили! Все!

Он весь дрожал, пальцы его судорожно сжались, и в следующей миг барьер резко устремился в сторону Германа. Однако тот среагировал мгновенно и выставил на его пути свой, сотканный из чистой силы. Столкновение вызвало ослепительную вспышку, а несколько ступеней лестницы полетели вниз, глухо ударившись о нижний пролет.

Не давая Герману опомниться, граф запустил в него огненный шар, затем еще один. Они разбились о щит Германа, обдав его новыми волнами чудовищного жара. Он чувствовал, что весь взмок под мундиром, и хорошо, если у него еще остались брови, но сильного вреда заклинания ему не причинили.

— Идиот! Мерзавец! — вопил граф на лестничной площадке, обрушивая на Германа новые снаряды. — Из-за тебя все рушится! Ты сыграл на руку врагам, ослабил империю в то время, когда она и так слаба! Из-за тебя столько хороших людей угодит в опалу, в тюрьму, на каторгу! Все было так отлично рассчитано!

Герман не перебивал его, безропотно принимая на себя удар каждого нового шара. Он чувствовал, что с каждым запущенным графом снарядом слабеет щит, который он поддерживал вокруг здания Московского управления. А он тоже подвергался сейчас атакам, об него разбивались как пушечные ядра, так и чародейные стрелы окруживших здание магов. Пусть продолжает! Герман чувствовал, что способен продержаться под градом огненных шаров еще достаточно долго. Но неожиданно граф приостановил свой обстрел.

Несколько секунд ничего не происходило. В воздухе висел черный дым и дрожащее марево жара. Вдалеке наверху слышались разрывы и трескотня выстрелов. Противники смотрели друг на друга через пропасть, в которую превратился лестничный пролет.

— Вы правы, молодой человек, — произнес вдруг граф, и Герману показалось, что он вдруг как-то осунулся и сгорбился, разом превратившись из крепкого старика в дряхлую развалину. — Но проиграл, на самом деле, не я один. Мы проиграли все, все. Не пройдет и нескольких лет, как ситуация в империи полетит в тартарары. Я сумел бы удержать ее от падения, но теперь… теперь…

Он привалился к стене, а затем медленно съела по ней вниз, сел на лестничную площадку и свесил ноги в сапогах в пропасть.

— Все всегда так говорят, — произнес в ответ Герман. — Все, кто хочет захватить власть, говорят, что без них мир погибнет. И даже, быть может, искренне так думают. Но потом всегда оказывается, что это неправда. Мир гораздо более крепкая штука, чем нам кажется. Так или иначе, он всех нас переживет.

На секунду Герману показалось, что это говорит не он. Может быть, зеленый камень в нем?

Граф тоже взглянул на него с удивлением, и Герман увидел, как сжались его кулаки. Самолюбие графа не давало ему смириться с поражением, хотя щит вокруг здания Управления уже почти истая, и вот-вот готов был начаться штурм. Впрочем, не исключено, что никакого кровавого штурма не будет, вероятно, Радлоф и прочие защитники сдадутся, когда поймут, что рассчитывать не на что. В сущности, они всегда смогут объяснить, что были введены в заблуждение, и отделаются легким наказанием. Им не за что тут умирать.

Чего не скажешь о графе. Уж этот слишком далеко зашел и своей очереди не избегнет.

— Подождите немного, молодой человек, — произнес граф жалобно. — Я все вижу. Тот, на кого я всю жизнь уповал, как на бога, оставил меня. Он --">