Р. Скотт Бэккер - Великая Ордалия

боль своей бездонной прохладой.

Она лежала задыхаясь, медленно поворачиваясь.

Она слышала все прежние звуки, негромкие голоса придворных и министров, смешки щеголей из благородных родов, шорох нелепых подолов, топот босых рабов. И она увидела его, идущего навстречу, хотя внешность его была ей знакома только по профилю, оттиснутому на монетах: Икурей Ксерий шел рассеянной поступью, нелепый в расшитых золотом шелковых шлепанцах, скорее насмешливый, чем улыбающийся…

Резко вздохнув, она подскочила.

Издалека сквозь вереницу опустевших залов сочились мужские голоса:

– Благословенная императрица! Благословенная!

Инкаусти?

Окинув полумрак взглядом, она поняла, что лежала на полу в вестибюле Верхнего дворца.

Эсменет выпрямилась, ощущая утомление всем телом. Подошла к ряду дубовых панелей, ограждавших противоположную колоннаду, отперла запор, отодвинула одну секцию и, прищурясь, посмотрела на широкий балкон. Возле уютного мраморного бассейна чирикали и ссорились воробьи. Пастельных цветов небо пульсировало обетованием воздаяния и войны. Распростершийся под вечной дымкой Момемн пронизывал расстояние своими улицами и домами.

Дымные столпы поднимались над горизонтом.

Черные фигурки всадников рыскали по полям и садам.

Беженцы толпились у ворот.

Стонали рога, но звали они, или предупреждали, или смеялись над ней, она не знала… да и не смущала себя такими мыслями.

Нет…

В душе каждой матери обитает нечто безжалостное и жестокое, рожденное эпидемиями, бедствиями, сожженными детьми. Она была неуязвима; немилосердная реальность мира могла сколько угодно обламывать свои ногти, мечтая вцепиться в нее. Отвернувшись от балкона, Эсменет возвратилась в сумрачные недра дворца с какой-то усталой покорностью – словно играла в некую игру, но давно уже потеряла терпение. Она не столько утратила надежду, сколько отодвинула ее в сторону.

Высокие двери в имперский зал аудиенций были распахнуты настежь. Она вошла, крохотная под взмывающими вверх каменными сводами. Представив себе всю тяжесть, подвешенную над ее головой, обитавшая где-то в глубине ее души сумнийская шлюха удивилась, что это здание могло быть ее домом, что живет она под выложенными золотом и серебром потолками, защищенными Слезами Господними. Небо через отверстие над престолом заливало бледным светом ступени монументального трона. Сухие, как дохлые мухи, тушки мертвых птиц усыпали сетку, натянутую высоко над престолом. Верхняя галерея пряталась в резных тенях, внизу блестели полированные полы. Чуть колыхались натянутые между колоннами гобелены – по одному на каждое завоевание ее грозного мужа. На краю ее зрения сцена понемногу превращалась из черной в золотую.

Она подумала о долге, о том, каким образом следует предать смерти шрайских рыцарей, убивших Имхайласа. Она представила себе Нарею и ожидающую ее жуткую участь. И ухмыльнулась – с полным бессердечием, – представив себе те мелкие жестокости, которыми прежде ограждала себя ее собственная робкая и покорная природа.

Более не существующая.

Теперь она будет говорить масляным голосом и требовать крови. Как это делает ее божественный муж.

Благословенная императрица! Благословенная!

Она бесшумно прошла по просторному полу, приблизилась к подножию престола, ограждая глаза от проливавшегося сверху ослепительного света. Престол Кругораспятия казался всего лишь смутным силуэтом.

Она заметила его только перед тем, как наткнулась на…

Своего сына. Своего великого имперского принца.

Анасуримбора Кельмомаса…

Свернувшегося клубком между подлокотников ее скромного бокового трона. Спящего.

Грязного звереныша. Окровавленного демоненка.

Отчаяние преодолело отвращение. Она схватила его, обняла, заглушила рыдания и стоны.

Мама-а…

Ма-а-амо-очка…

Эсменет припала щекой к холодному комку засаленных волос.

– Ш-ш-ш, – выдохнула она, обращаясь к себе в той же мере, как и к сыну. – Я осталась единственной властью.

Взгляд ее коснулся неба за Пеленой, a с ним вернулась и память о ее городе, великом Момемне, столице Новой империи. Дальние барабаны отсчитывали ритм соединившихся сердец матери и сына.

Да сгорит он – этот город, мелькнула мысль.

Благословенная императрица Трех морей плотней обхватила царственные тонкие руки и плечики, прижимая своего плачущего мальчика к самой сердцевине своего существа.

Где ему и положено быть.

Глава

--">