Валерий Михайлович Роньшин - Сказочки про космонавтов

помнил, как он во сне летел к ней на своём космическом корабле — вначале всё прямо и прямо, потом направо, затем налево…

А у столетнего Егора Тимофеевича был сын-начальник — генеральный директор Управления Космическими Полётами. Сокращенно — УКП.

Вот столетний Егор Тимофеевич ему и говорит:

— Сынок, дай мне корабль, в последний раз в космос слетать.

А сын — директор УКП ему отвечает:

— Если я тебе, батя, дам корабль, то мне тогда дадут по «шапке» за то, что я столетнего космонавта в космос запустил.

— Так я ж там омоложусь и обратно двадцатилетним космонавтом вернусь, — говорит Егор Тимофеевич и рассказывает сыну свой пророческий сон.

Сын задумчиво почесал свою лысину, затем почесал свою седую бороду — потому как он тоже был, прямо скажем, не мальчик — восьмой уж десяток ему пошёл.

— Постой-ка, батя. Если ты найдёшь эту идеальную планету с волшебным озером, то и я тоже смогу омолодиться?

— Разумеется, сынок, — отвечает Егор Тимофеевич.

— Хорошо, батя, — сразу согласился сын. — Бери корабль и лети.

Взял Егор Тимофеевич корабль и полетел. Точно, как во сне — прямо, потом направо, затем налево… Прилетел. А на этом месте ничего нет. Пусто. Дырка от бублика. Обследовал Егор Тимофеевич близлежащие окрестности. Та же фигня. Нет ничего. Обследовал дальнележащие окрестности. И там тоже дырка от бублика. «Вот старый дурак!» — думает про себя Егор Тимофеевич. И летит ещё дальше… дальше… дальше… И залетел в та-а-а-кие космические дали, в та-а-а-кие космические дебри, куда ни разу не ступала нога земного космонавта… Но и тут он не обнаружил идеальной планеты, на которой во сне в волшебном озере купался… Попадались ему на пути только планеты всё с тем же банальным и стандартным набором — червяки с железнодорожный состав, монстры, замаскированные под маму с папой, да облака плотоядные… И нигде — НИ-ГДЕ! — не было идеальной планеты с волшебным озером.

Совсем Егор Тимофеевич измаялся. Лёг отдохнуть. И, как нарочно, вновь снится ему совершенная планета с идеальными условиями для проживания.

Посадил Егор Тимофеевич свой космический корабль рядом с волшебным озером, разделся и, не долго думая — БУЛ-ТЫХ! — в воду. Э-эх!… Хор-р-ршо!.. Поплыл-поплыл и брассом, и кролем, и баттерфляем… Выскочил на бережок. И первым делом в озеро погляделся. А на Егора Тимофеевича из озера смотрит улыбающийся до ушей двадцатилетний Егор.

Егор Тимофеевич, вернее, теперь уже просто Егор, потянулся сладко-сладко всем своим молодым телом и говорит вслух:

— Кла-а-с-с-но… Жаль только поговорить не с кем.

Только он это сказал — глядь! — а к бережку плывёт девушка, прекрасней которой во всей Вселенной не сыскать.

Подплыла, вышла на берег и на чистейшем русском языке здоровается.

— Здравствуйте…

— Здрасте, — обалдел Егор от такой невиданной красы. — А как вас зовут?

— Никак меня не зовут. Я же ваш сон.

— А-а-а, — тут же вспомнил Егор. Он уж и думать забыл, что это всё ему только снится.

— А можно я вас тогда буду звать Сонюшкой?

— Зовите, коли нравится.

Привела Сонюшка Егора в свой чистенький домик, напекла румяных лепёшек, молочка парного в глиняную кружку налила, золотистого меда на стол выставила…

— Ешь, пей, — говорит, — Егорушка.

Ну, Егора два раза просить не надо. Поел он вкусных лепёшек, окуная их в густой мёдик да парным молочком запивая…

— Эх, — мечтательно вздыхает, — сейчас бы ещё в баньке попариться.

— А банька уж готова, — напевно отвечает Сонюшка и протягивает Егору мыло душистое, полотенце пушистое, да веничек берёзовый. — Парься, Егорушка, сколько душе угодно.

Напарился вволю Егор в баньке, а уж после баньки поел по-настоящему. Умял борщик со сметанкой, пироги к капусткой, картошечку молодую с укропчиком и маслицем, огурчики солёные, лучок зелёный… И — разомле-е-е-л от парной-то баньки да от обильного-то угощеньица. В сон его потянуло.

— Хорошо-то как у тебя, Сонюшка, — говорит разомлевший Егор. — Прямо просыпаться не хочется.

— Так ты и не просыпайся, — отвечает ему на это Сонюшка.

— Как это?

— Да так, спи себе и спи. А я тебе сейчас кроватку постелю… — и с этим словами стелит Егору кровать — кладет на пуховую перинку пуховую же подушку, а чистенькую белую простынку пуховым одеяльцем покрывает. — Спокойно ночи, Егорушка.

Короче говоря, не стал Егор Тимофеевич просыпаться, а так и остался в своём сне вместе с --">