Лев Николаевич Толстой - Былины

Глядь — течёт Непра не по-старому,

Не по-старому, не по-прежнему,

А вода с песком в ней смутилася.^[16]

Тут Непру-реку Сухман спрашивал:

«Что течёшь ты так, мать Непра-река,

Не по-старому, не по-прежнему,

А вода с песком помутилася?»

Испровещится^[17] мать Непра-река:

«Я затем теку не по-старому,

Не по-прежнему, по-старинному,

Что стоят за мной, за Непрой-рекой,

Сорок тысячей злых татаровей.

Они мост мостят с утра до ночи.

Что намостят днём, то в ночь вырою,

Да из сил уж я выбиваюся».

Взговорил Сухман таковы слова:

«То не честь-хвала молодецкая —

Не отведать мне сил татарскиих».

И пустил коня свого доброго,

Чрез Непру-реку перескакивал,

Не мочил копыт его добрый конь.

Подъезжал Сухман ко сыру дубу,

Ко сыру дубу, кряковистому,^[18]

Дуб с кореньями выворачивал,

А с комля^[19] дуба белый сок бежал;

Ту дубиночку за вершину брал

И пустил коня на татаровей.

Стал Сухмантьюшка поворачивать,

Той дубиночкой стал помахивать.

Как махнёт вперёд — станет улица,

Отвернёт назад — переулочек.

Всех побил татар Одихмантьевич.

Убежало ли три татарченка —

Под кусточками, под ракитовыми

У Непры-реки схоронилися.

Подъезжал Сухман к мать Непре-реке,

Из-под кустиков в Одихмантьича

Три татарченка стрелки пустили

Во его бока, в тело белое.

Свет-Сухмантьюшка стрелки выдернул

Из своих боков, из кровавых ран,

Листьем маковым позатыкивал

И спорол^[20] ножом трёх татарченков.

Приезжал Сухман к князь-Владимиру,

Привязал коня на дворе к столбу,

Сам входил Сухман во столовую.

Тут Владимир-князь, красно солнышко,

Сам по горенке он похаживает,

Одихмантьичу выговаривает:

«Что ж, Сухмантьюшка, не привёз ты мне

Лебедь белую, не кровавлену?»

Взговорит Сухман таковы слова:

«Гой, Владимир-князь, за Непрой-рекой

Доходило мне не до лебедей:^[21]

Повстречалась мне за Непрой-рекой

Сила ратная в сорок тысячей:

Шли во Киев-град злы татаровья,

С утра до ночи мосты ладили,

А Непра-река вырывала в ночь,

Да из сил она выбивалася.

Я пустил коня на татаровей

И побил их всех до единого».

Володимир-князь, красно солнышко,

Тем словам его не уверовал,

Приказал слугам своим верныим

Брать Сухмантия за белы руки,

В погреба сажать во глубокие;

А Добрынюшку посылал к Непре

Про сухмантьевы сведать заработки.

Встал Добрынюшка на резвы ноги,

Он седлал коня своего доброго,

Выезжал в поле, к мать Непре-реке,

Увидал — лежит сила ратная,

В сорок тысячей, вся побитая,

И валяется дуб с кореньями,

На лучиночки весь исщепанный,

Дуб Добрынюшка поднимал с земли,

Привозил его ко Владимиру,

Так Добрынюшка выговаривал:

«Правдой хвастает Одихмантьевич:

За Непрой-рекой я видал — лежат

Сорок тысячей злых татаровей,

И дубиночка Одихмантьича,

На лучиночки вся исщепана».

Тут велел слугам Володимир-князь

В погреба идти во глубокие,

Выводить скорей Одихмантьича,

Приводить к себе на ясны очи,

Таковы слова выговаривал:

«За услуги те за великие

Добра молодца буду миловать,

Буду жаловать^[22] его до люби^[23]

Городами ли с пригородками,^[24]

Ещё сёлами да с присёлками,^[25]

Золотой казной да бессчётною».

В погреба идут во глубокие

К Одихмантьичу слуги верные,

Говорят ему таковы слова:

«Выходи, Сухман, ты из погреба:

Володимир-князь тебя милует,

За твои труды за великие

Хочет солнышко тебя жаловать

Городами ли с пригородками,

Ещё сёлами да с присёлками,

Золотой казной да бессчётною».

Выходил Сухман во чисто поле,

Говорил Сухман таковы слова:

«Гой, Владимир-князь, красно солнышко,

Не умел меня в пору^[26] миловать,

Не умел же ты в пору жаловать,

А теперь тебе не видать будет,

Не видать меня во ясны очи».

И выдёргивал --">