Иван Федорович Панькин - Легенды о мастере Тычке

этому человеку?".

И тогда подошел к нему, чтобы сказать, что у него тоже ограниченное время и он больше ждать не может. Дядя Федя медленно, по стенке стал сползать вниз. Все кинулись к нему... И может быть, оттого, что нам стало страшно, он на наших мальчишеских руках снова воскрес. И мы от радости плакали. Ведь нам дядя Федя был так нужен со своей добротой...

***

Я всегда завидовал тем людям, которые могли изрекать слова-молнии и оставлять их светиться в душах людей.

Мне кажется, хоть мельком, но такого человека я видел. И до сих пор хочу верить, что это был мастер Тычка. Но подойти к нему не посмел. Перед ним стоял подросток, робко и печально смотрел на него.

— Ты о чем так задумался, малый? — он спросил у подростка.

— Дома неприятности. — ответил тот.

— А что такое?

— Укоряют, что я два года работаю на заводе, а до сих пор заметным не стал. С кем нужно говорить. чтобы я стал заметным, — не знаю.

— Только с железом.

Рядом с мальчуганом ждала своей очереди молодая женщина. Она с такой надеждой смотрела на учителя своего мужа, что учитель не выдержал ее взгляда и сказал:

— Вы тоже хотели что-то спросить у меня?

— Да, великий мастер, — сказала женщина, — мой муж был самым любимым вашим учеником. Его здесь прозывали Бредовым. Он мечтал создать такой металл, который бы не мог расплавиться даже на солнце. Вы не забыли его?

— Нет, нет, — ответил учитель.

— Так вот, ему не повезло. Его посадили делать такую работу, которая, может быть, пригодится через три четверти века. Он работает уже более десяти лет, а конца работы не видно. Его же друзья за это время стали известными, получили большие звания. Их заметили. А моего мужа заметить не могут.

— Милая моя, — сказал учитель, — как же их могли не заметить? Конечно, заметили. Они ведь копали хоженую дорогу, где уже росла трава, а твой муж копает каменную. И в его работе края никогда не будет.

Великая доброта, конечно, участь великого человека, но мне кажется, что каждый мастер должен так же вот всю жизнь раздаривать людям надежды и радости, чтобы достойно носить звание учителя не только ремесла, но и жизни.

***

— Мастер, а долго мне осталось учиться?

— А сколько, милая моя девочка, ты у меня учиться?

— Завтра уж будет восьмой день.

— Да, уже долго. Вот если ты сумеешь нарисовать такую картину, какую делаю я, то я скажу: довольно.

— Ох. какие вы хитрые. Сегодня я не сумею.

— Пусть будет завтра.

— А что будет за завтрашним днем?

— Если сегодня и завтра ты ничего для себя не сумеешь взять хорошего, то наступит только послезавтрашний.

— Мастер, а мастер, а почему края вашей картины смотрятся не так красиво, как середина?

— Это потому, что она без рамки. А картина без рамки — что генерал в бане.

— Мастер, а кем вы меня хотите выучить, рабочим или художником?

— Я думаю, пока ты вырастешь, люди не будут себя разделять на рабочих и художников, а всех будут называть художниками, неважно, где они будут работать.

***

Руки. Если бы не было их, то дурманом бы заросли поля, потухли в топках огни, онемела бы музыка, белыми оставались в книгах листы и одичал бы мир.

Недаром деды отцам, отцы сыновьям вместе со своими сокровенными думами так бережно передают умение и теплоту рабочих рук.

Много раз мастера Тычку заставляли прощаться с жизнью. Во время второй мировой войны, когда фашисты схватили его на окраине Тулы, спросили:

— Кто ты?

- Оружейник, — ответил мастер Тычка.

- Становись тогда к стенке.

— А руки? — спросил он.

— Что руки?

- Руки-то останутся --">