Алексей Ануфриевич Дударев - Белые росы

остаюсь… Чтобы вам потом мороки было меньше. Сейчас

в отель, потом в аэропорт… К вечеру будете дома. Готовьтесь к худшему. За деньги можно все купить… кроме любви, здоровья… и детей.

— Спасибо, — сказала Галюня.

Но сесть в машину не успели.

На крыльце клиники появился профессор, держа над головой мобильник:

— Одну минуту!

— Что, к телефону кого-то? — изумился Артем.

Профессор подошел. Мобильник он держал перед собой, как флаг. Сказал:

— Он на короткий момент пришел в себя. Несколько слов сказал. Я успеть записать.

Профессор включил запись…

— Тема, — послышался из динамика трудноузнаваемый, но все-таки Васькин голос, — если ты… ее… обидишь… или… бросишь — убью! Галюня… слушайся а-а… его… — запись оборвалась.

Галюня сорвалась с места и бросилась назад в клинику.

— Позвольте, профессор, — Артем изъял у немца его мобильник, выхватил свой и в несколько секунд перекинул по блютузу запись Васькиного обращения.

Галюня прижалась к руке отца…

На морщинистую ладонь катились слезы.

— Папочка, родной, любимый, единственный… Я тебя никогда не оставлю… Я тебя отмолю… Я тебя… Я тебя…

Из-под сомкнутых ресниц у Васьки выкатилась слеза.

— Здравствуйте! — сказал Андрей Сашке. — Этого еще не хватало!

— Ну, братуха, я тебя прошу… — Сашка был явно сконфужен.

Андрей выглянул в окно.

Возле крыльца стоял уже подстриженный, выбритый и обстиранный Веркой Мишук.

Возле его ног сидел Валет.

— Дружбан это мой… Он меня во время землетрясения на Кунашире…

— Слышал, слышал! — замахал руками Андрей. — У тебя все бомжи в Советском Союзе в дружбанах ходили! И что, они все должны жить на моем хуторе? Чего ты его у себя не оставил?

— Ну прикинь, где? В одной комнате я с Веркой, в другой Артем… На кухне, что ли? Андрюха, он тихий, спокойный, от него маманя в роддоме отказалась, сирота круглый… Помогать тебе по хозяйству будет. И потом… ты со своей Коброй, скорее всего, в Израиль слиняешь… — Сашка показал Ирину на фото. — А человеку…

— Заткнись! — зло оборвал его Андрей. — Охламон…

Мишук на улице медленно развернулся и тихо пошел со двора.

Валет тоже грустно побрел за ним.

Андрей вышел на крыльцо.

Мишук уходил.

— Ты куда пошел?

Мишук повернулся и не ответил.

Валет повернулся и лениво тявкнул.

— Тебя как звать?

— Мишук…

— Заходи… — вздохнул Андрей.

— Уважаемые пассажиры! Через двадцать минут наш самолет приземлится в Национальном аэропорту города Минска… температура воздуха в Минске минус пятнадцать градусов.

Паважаныя пасажыры! Праз дваццаць хвілін наш самалёт зробіць пасадку ў Нацыянальным аэрапорце горада Мінска. Тэмпература паветра ў Мінску мінус пятнаццаць градусаў.

Артем дремал в своем кресле.

Галюня, сложив на груди руки, что-то беззвучно шептала.

Струк с вещами и Мишук без вещей вошли во двор своего нового жилища и стали прокладывать через снег дорогу от калитки до крыльца.

Припорошенный пластмассовый аист стоял в заснеженном гнезде, поджав правую ногу.

На спине у него сидели нахохлившиеся воробьи.

Струк отпер замок. Прошли сени, открыли дверь в хату.

Хата была совершенно пуста.

В углу стояла старенькая кровать.

А посредине белела печка.

На печку был наклеен старый церковный календарь с репродукцией древней иконы Спаса, который грустно-грустно смотрел на стариков.

— Можно, мы тут жить будем? — спросил у него Струк.

К офису фирмы Русаченко подкатил мерседес.

Из машины вышел начальник Артема Адмирал.

— Я к Русаченко, — сказал он охраннику.

— Как прикажете доложить?

— Скажите, что Адмирал приехал.

— Как ваша фамилия?

— Это и есть моя фамилия. Ад-ми-рал.

— Виноват. Сергей Григорьевич, к вам Адмирал, — по громкой связи сообщил охранник.

— Проси, проси…

— Второй этаж. 212-я.

—

--">