Иван Иванович Охлобыстин - ДМБ

крикнул прапор незнакомцу. (Крупный, неприятный рот прапора.)

И с тех пор черный дембель ходит по свету, (Через поле, через которое все бегали голые бредет ночь темная фигура.) ищет новую невесту, и нет его черной душе покоя. – Коптер замолчал, понюхал тряпку и закрыл глаза.

– Да, лажа, – неопределенно отреагировал я и пошел дальше спать.

Такая вот армейская драма – Шекспир и племянники. Тут хоть вывернись, а все идет по накатанному сюжету. И жизнь, и слезы и любовь. Не ко сну сказано. (Пуля, зевая и сплевывая через левое плечо, идет к вагончику.)

И о любви. После триумфального появления Штыка на кладбище женская половина города Икс, естественно ее вдовья половина, собралась в городской библиотеке вокруг вдовы Петра Алексеевича. (Вешалка библиотеки, на ней висят дамские шляпки с рюшками и зонтики.)

Неизвестно что именно рассказывала та, но при этом румяная вдовица заразительно гоготала и производила разные хитрые жесты, из серии, как рыбаки показывают пойманную ими накануне щуку.

И наступила суббота. С раннего утра на двух «Уазиках» приехали ребята из хозвзвода. Деловито переругиваясь, они быстро приделали к торчащей из земли, ржавой водопроводной трубе финский хромированный кран, покрасили из наспинных, помповых распылителей, вагончик в желтый цвет, а жухлые лопухи у дороги – в зеленый.

Сразу после их отъезда с фермы привезли поросенка и поместили в печально пустой клетке ловушке. В воздухе носился страшный дух праздника.

Но случилось непоправимое – пока мы все отсыпались, вконец обалдевший от голода, Бомба тайком выбрался из вагончика, (На безмятежно лежащую свинку ложится зловещая тень Бомбы.) быстро развел костер, бесшумно удавил свинку, обжарил ее и сожрал. (На земле лежит обглоданный начисто скелетик свинки и удаляется тень Бомбы)

– Мать моя женщина! Кого же батя тиранить будет? – озадачился Либерман.

– Я во всем сознаюсь, – предложил грустный, но сытый Бомба.

– Тогда он тебя расстреляет на месте и отошлет назад, бандеролью, с диагнозом – скоропостижная кончина от дизентерии, – сказал генетически сообразительный коптер, – лучше мы тебя вместо свиньи по кустам пустим. Будешь шуршать – типа хряк.

– А стрелять он будет? – уточнил я.

– Как же, – кивнул Гера и успокоил, – но он, бывает, и промахивается, но редко.

– Лучше не придумаешь, – поддержал задумку Штык, собираясь на кладбище.

– Мне это все не нравится, при таких рамсах обычно и свидетелей валят – признался я и предложил, – давайте, может, я на ферму схожу и попытаюсь еще одного порося взять.

– Бесполезно, – пожал плечами коптер, – эти не дадут. У них завхоз – сыроед. Фюрер – кличка. Сам из Харькова.

Талалаев с друзьями прибыл на закате. Друзья оказались генералом авиации и контрадмиралом флота. Авиатор прибыл на красной «Волге», моряк на белой, батя предпочитал синюю.

После непродолжительного чаепития генералы перешли на пиво, ну а потом своей участи и водка не избежала. (Генералы садятся за стол с самоваром, брезгливо нюхают содержимое и выплескивают на землю. Взамен наливается водка.)

По достижении начальством гвардейской кондиции, адъютант Талалаева вытащил из багажника Волги пулемет Дегтярева и вложил бате в руки.

– Выпускай хряка! – скомандовал он.

– Прощай, Бомба! – попрощались мы с сослуживцем.

– Он встал на карачки и натужено ускакал в кусты.

В полукилометре от генералов качнулись кусты и послышалось озабоченное хрюканье. Под одобрительные возгласы товарищей Талалаев обрушил на кусты шквал огня. Хрюканье сменилось визгом и затихло.

– Хана толстому духу! – равнодушно заметил коптер и присел на ступеньки вагончика.

Но ни тут-то было, вскоре хрюканье раздалось вновь. Кусты качнулись в другой стороне поля. Батя тут же послал добрую сотню свинцовых отрубей туда. Однако и это не помогло – через пять минут кусты качнулись в другом месте.

– Матерый! – восхитился генерал, оглушительно пустил ветра, и застрекотал из пулемета от всей души.

В это время Штык совокуплял четвертую и пятую вдовицу. Те млели от интеллигентной манеры Штыка, плюс ко всему его выгодно отличало от местных кавалеров нежелание бить своих партнерш по спине кулаком в момент оргазма. Штыку льстило подобное внимание, хотя его начало смущать, что у иных внешне благопристойных покойников оказывалось по две или того больше вдов. (Праздничный половой акт.)

– Очи черные, очи страстные! --">