Алексей Лукшин - Семён Светлов

а лишь чётко, как умелый исполнитель, выполнял поставленную задачу. Никаких интриг, закулисных обсуждений Тарас себе не позволял, скорее пресекал всякую возможность обойти шефа с чьей бы то ни было стороны. Ни в какие заговоры со стороны конкурентов не лез, на чужие предложения не покупался. Он хорошо знал дело и, по всей вероятности, считал себя на редкость довольным жизнью человеком, дружественно настроенным ко всему вокруг.

Крупная, массивная челюсть и тонкие губы во время серьёзных разговоров играли определённую роль, придавая ему властный вид, что порой, требовалось в отстаивании общих интересов компании.

Сейчас он просматривал документы, выстукивал карандашом по столу мелодию, иногда вкрапляя меткую фразу своим чётким выговором в общую беседу.

Эдик Светлов, младший родной брат Семёна. Светловолосый и голубоглазый модник. Без вкуса и чёткого понимания краёв дозволенного и недозволенного, чем-то напоминающий Муху-цокотуху из известной сказки.

Его искусственность в поведении воспринималась уже не как порок, а лишь как чрезмерная приветливость и желание угодить даже без повода, если только это не касалось посторонних людей. С ними он менялся до неузнаваемости. Но как любой человек низкого пошиба, он был составлен из мелочей, что и составляло его суть. По признанию деловых людей, подобные вещи быстро распознаются и отвергаются вместе с их обладателем.

По настоянию родителей самоуверенный и бездарный разгильдяй работал в компании брата.

Семён, не споривший с родителями, после долгих уговоров пошёл на уступку в этом вопросе. Взял он на работу и отца-пенсионера, назначив его хоть и маленьким, но директором, который воровал по мелочам на своём же складе, но имел лицо человека высшей порядочности. Зато он мог работать с утра до вечера. Вероятно, что был в этом для него какой-то вполне понятный резон.

Пока на работе в офисе не появился брат, Эдик восседал в большом кресле главы компании, как бы примеряя своё тело с конечностями к той обстановке, которую ему уготовило сиюминутное положение.

Возле окна, как старый холостяк, горевал стул. Возле него стоял Андрей Философ, прозванный так за глаза. Вслух его так не называли. Хотя изредка пользовались для уточнения: «Какой Андрюха?» – «А, Философ!»

Андрей Филосов был закадычным другом детства Семёна Светлова. Ранее судимый, но никогда и никому не рассказывающий об этом. Сейчас он стоял спиной ко всем и смотрел в окно.

К компании, как и к бизнесу, он никоим образом не относился. Кредо этого на вид успешного человека (хотя на самом деле истинное его положение оставалось загадкой) – любая работа, лишь бы не работать. И он с этой задачей справлялся успешно.

В этот самый момент все внимательно, с улыбками развалившись на своих стульях, слушали историю Рязанцева о том как он в составе профессионального коллектива выступал в Греции на Международном фестивале народного танца, на котором собралось около сорока коллективов из разных стран Европы.

– Туристы с острова Левкада и с ближайших окраин стекались вечерами на зрелище, разнообразя собственный отдых созерцанием привлекательных участниц многочисленных коллективах из разных стран.

А ближе к полуночи все участники и участницы, так же, как и все, вытекали на променад вдоль моря и так же шлялись из одного переполненного клуба в другой, сливаясь с местными жителями. Но иногда они одевались в национальные костюмы и были радостно узнаваемы приезжими островитянами.

Рязанцев расположился ко всем слушателям лицом и старательно делился воспоминаниями словно на сцене Театра одного актёра.

– Фестиваль, – словно включил он слушающих вступительным словом и замолчал, представляя в уме ту самую минуту, о которой собирался рассказать. – Вечерние сумерки. Площадь заполнена людьми. Софиты ярче солнца. За кулисами нависло то самое напряжение, когда чувствуешь нутром, как воздух сотрясается от ожидания, от нервов – всё, выход. Следующий. Следующий. – Он закачал головой сожалея, демонстрируя упадок сил. – А мы, – набрал он воздуха в рот, – так напились ночью, – громко, чуть ли не со свистом, выдохнул фразу, – плавно перешли в утро, похмелились, дотянули до обеда и, – он закрыл глаза, словно поставил точку той пьянке, – только после этого легли спать.

Как и положено рассказчику, он приостановил свой рассказ, чтобы --">