Таня Танич - Жила-была девочка, и звали ее Алёшка

подсказывало, что оставаться здесь больше не стоит. Прошлого не воротишь, что бы она ни наговорила в их последний вечер. Мало того, он не хотел, чтобы оно возвращалось — прошлое пугало его своей внезапностью, слепой непредсказуемостью и жестокостью, с которой оно обрушивалось на него, подобно лавине, лишая остатков контроля над происходящим. И сейчас он бежал от него. Бежал от прошлого, которое сорвалось с цепи и гналось за ним, словно бешеный пёс, не выпуская, затравливая, и окружая тем, к чему он не был готов.

Прошлое проступало вокруг полузабытыми деталями, которых он не ожидал встретить, не думая о том, что следы их все ещё остались в реальности — остатками фундамента разрушенных зданий, дряхлыми скамейками, которые забыли снести, знакомой планировкой аллей — все новые дороги и тротуары оказались лишь их копией, деревьями, оставшимися прежними, протягивающими к нему руки-ветки, перепланированными газонами и фонтанами, умело маскирующимися под современные, но сооружённые там, где когда-то была проведена старая водопроводная система.

Он вдруг вспомнил другие фонтаны — запущенные, оббитые, с затертым гипсом, работавшие всего несколько раз в год — на месте бывшего санатория для выздоравливающих после туберкулеза детей.

Город, меняясь незаметно и неуклонно, забывал себя и заставлял забывать не только своё прежнее лицо, но и самое сокровенное — свою душу, свою прежнюю суть. Поэтому он только сейчас понял, где находится и почему её нашли именно здесь. Именно на этом месте когда-то стоял старый приют — её первый дом, куда она привела его, назвав своим другом, сказав, что теперь он должен быть всегда рядом, иначе у неё больше ничего не получится. Это было место, куда он уходил за ней во время сложных времён и проблем в семье, где все — от мала до велика воспринимали их как одно целое, не деля на части; место, откуда он забрал её после первого побега и увёл за собой в полной уверенности, что она никогда больше его не бросит. Место, из которого она все-таки ушла от него, оставив на память о себе лишь непонятные слова и чашку с недопитым чаем.

Он до сих пор не мог, не желал верить в пространные материи — но оглушительная встреча с тем, о чем он успел забыть, отбросила его на десятки лет назад, заставила сдаться и всё-таки начать вспоминать — все её слова, ее улыбку — не ту, которая мучила его в последние годы, а прежнюю, детскую, беззаботную, как и то время, которое они повели здесь. Заставила вспомнить себя, ещё не столкнувшегося с потерями, уверенного и счастливого от того, что и у него, наконец, появился самый лучший в мире друг, с которым можно поговорить, поболтать ногами в песке, пригласить в кино или покачать на качелях.

С трудом переводя дыхание от натужного бега, он остановился на берегу реки, которую знал так хорошо, и куда почему-то не приходил с тех пор, как вырос. Рядом по-прежнему возвышался огромный дуб, в тени которого они любили отдыхать от летнего зноя, обсуждать планы на будущее, громко смеясь и прячась от взрослых, против которых уже тогда стояли вместе, спина к спине.

— Какого цвета будет крыша в нашем доме, Марк?

— А какой тебе нравится?

— Красный. Мне нравится красный.

— Значит, красного. Наш любимый цвет. Решено, Алёша.

— Решено!

Он и сейчас слышал эти слова так чётко, как будто они по-прежнему сидели здесь, весело рассуждая о том, как проживут вместе — долго и обязательно счастливо. Провалившись в грохочущий водопад воспоминаний, ослепивший и оглушивший его, он не сразу понял, что происходит, придя в себя лишь от саднящей боли в пальцах. Только тогда он осознал, что стоит на коленях под дубом и яростно, остервенело роет землю. Твёрдый грунт поддавался плохо, забиваясь под ногти, пришлось взять острую палку, чтобы помочь себе — и он не задавался вопросами, зачем и для чего ему это надо. Все вопросы давно потеряли смысл, он просто продолжал рыть землю вокруг дуба, погружая в неё руки все глубже, в поисках того, о чем пока не знал, не боясь ошибиться и не найти. Его стертые в кровь пальцы натыкались на какую-то ненужную мелочь — ржавые крышки, обломки пластмассы и дерева, но это все было не то. И только по прошествии получаса, обломав с десяток веток он наткнулся на то, что искал — и на секунду почувствовал, как ожило его мертвое сердце.

Он по-прежнему был здесь — их "секрет", фантик под бутылочным стеклом, который они закопали, будучи детьми, чтобы связать, скрепить их --">