Мацей Войтышко - Булгаков

Сергеевна! Я услышал, что Михаил Афанасьевич пишет новую пьесу. Как это здорово! Передайте, пожалуйста, привет супругу!

Елена. Обязательно. Но только пока это секрет.

Берков. Конечно! Само собой! Молчу как камень.

Качалов. Лишь бы только погода не испортилась.

Берков. А вы слышали анекдот? Дочка просит маму: «Можно, я схожу в магазин за конфетами?» А мать отвечает: «Нет, детка. Погода такая, что собаку жаль выпускать. Папочка сходит!»

Елена смеется. Качалов улыбается.

Качалов. Чудесно.

Книппер остается совершенно серьезной.

Книппер. Весьма забавно.

Входит Шиваров. Ермолай подает чай Книппер.

Шиваров. Прошу прощения, мне нужен товарищ Берков.

Ермолай (указывает взглядом на Беркова). Вон стоит.

Шиваров подходит к Беркову.

Шиваров. Товарищ Берков? Можно вас на минутку?

Берков и Шиваров выходят.

Книппер. Что за нравы? Вы видели, Елена Сергеевна, заходят в театр как в сарай! Не представятся, не извинятся, что могут помешать. Анекдоты рассказывают, когда никто не просит.

Качалов. Да оставь ты.

Книппер. Театр, мой дорогой, — это храм, а буфет — ризница.

Качалов. У тебя репетиция?

Книппер. Репетиция? Так ты ничего не знаешь?

Качалов. Что?

Книппер. Сегодня же похороны.

Качалов. Чьи?

Книппер. Какого-то пожарного. Ермолай, как звали покойного?

Ермолай. Никифор Васильевич Ковалев.

Качалов. Ах этот! Вот беда! Я его лет тридцать знал!

Книппер. Я теперь только на похороны и прихожу, поскольку, конечно же, ничего не играю.

Качалов. Значит, репетиции не будет.

Книппер. Елена Сергеевна, пожалуйста, попросите мужа написать для меня аккуратненькую рольку довольно бодрой старушки.

Качалов. Колхозницы?

Книппер. Почему нет? Может быть и колхозница.

Качалов. Чехов перевернется в гробу.

Книппер. Оставь в покое моего мужа. Антон Павлович всегда старался идти в ногу со временем.

Качалов. Разумеется — только вперед. Ты прелесть.

Книппер. Бесстыдник.

Качалов. Видите, Елена Сергеевна, и вот так мы — уже лет тридцать.

Входит Ольга Сергеевна Бокшанская.

Ольга (к Ермолаю). Закрывай. Привезли покойного. Всем — добрый день.

Качалов. Приветствую, прелесть моя. Репетиция окончательно отменена?

Ольга. Окончательно, Василий Иванович.

Качалов. Один умирает, чтобы у другого не было репетиции.

Ольга. Федор Николаевич просил вас сказать несколько слов.

Качалов. Из головы, то есть — из ничего. С удовольствием.

Книппер. С удовольствием дороже.

Качалов. Плачу вперед.

Качалов и Книппер выходят в прекрасном настроении.

Ольга (берет у Ермолая ключи). До вечера, Ермолай.

Ермолай тоже выходит.

Ну, что там?

Елена (дождавшись ухода Ермолая). Послушай, Оля… перепечатаешь роман?

Ольга. Что?

Елена. Мака дописал еще две главы. И еще мы немного изменили кое-что по мелочи.

Ольга. За перепечатку тоже можно лет пять получить.

Елена. Оля, прошу тебя.

Ольга. Да что он о себе вообразил? Кто он такой? Маэстро? Гений? Мака Булгаков — величайший деятель театра.

Елена. Перепечатаешь?

Ольга. Эх сестра, сестра! А если перепечатаю, что ты с этим сделаешь?

Елена. Мы закопаем. Вложим в банки закопаем. Я их сейчас видела здесь, в буфете — такие большие, из-под огурцов.

Ольга. Даешь слово?

Елена. Клянусь.

Ольга. Этот роман — его личное дело. Он не имеет права впутывать других. Обещай, что еще сегодня вечером придешь в театр и возьмешь в буфете банки. Рукопись как раз войдет в них по высоте. В котором часу придешь?

Елена. Посмотрю, успею ли.

Ольга. Во сколько?

Елена. Ты сегодня дежуришь?

Ольга. Дежурю.

Елена. Тогда к концу.

Ольга. Ты обещала.

Елена. Обещала.

Ольга. Люся, пойми — у твоего мужа преувеличенное представление о себе. Ему кажется, что нет ничего более важного, чем его работа.

Елена. Потому что — нет.

Ольга. А ты знаешь, кто надоумил Чехова насчет ружья?

Елена. О чем ты?

Ольга. О формулировке. То есть — если в первом действии на сцене висит ружье, то в последнем оно должно выстрелить. Это формулировка принадлежит…

Елена. Немировичу-Данченко.

--">