Артур Ашер Миллер - Осколки

Полный любви. Никто ничего не боялся. У нас же, Филипп, вечно надо было чего-то остерегаться, или кого-то, кто собирался нас обмануть, или еще что-нибудь. Тридцать лет подряд ходила я на цыпочках, но теперь хватит, я ненавижу это. Все, что я сделала, — глупо и смешно. Я не в состоянии обрести себя вновь в этой жизни. (Хлопает по бедрам). Или вот внутри этого, что даже и ходить уже не может. Я — не это, но это во мне. Во мне, и никогда меня не оставит. (Плачет).

ГЕЛЬБУРГ: Нет. Понимаю. Я не говорил тебе правды: вечно я пытался скрыть это, но всегда страх мой был больше, чем казалось.

СИЛЬВИЯ: Страх? Перед чем?

ГЕЛЬБУРГ: Перед всем. Перед Германией. Перед мистером Кейзом. Перед тем, с чем мы могли столкнуться здесь. Думаю, страх мой намного больше твоего, в сотни раз больше! И при этом, черт побери, существуют еще и китайские евреи.

СИЛЬВИЯ: Что ты имеешь в виду?

ГЕЛЬБУРГ: И они китайцы! А я трачу свою жизнь на то, чтобы смотреть на себя в зеркало! Я никогда не смогу понять, почему мы не такие, как все, но я не хочу больше жить в страхе. И если я сейчас выживу, то должен буду постараться изменить себя. Сильвия, любимая моя! Прошу тебя, не обвиняй меня больше. Я знаю, что причинил тебе. И это как нож в моем сердце. (Дыхание его становится затрудненным).

СИЛЬВИЯ: (опираясь на подлокотники коляски). Филипп!

ГЕЛЬБУРГ: Боже всесильный! Прости меня, Сильвия! (Судорога заставляет его принять почти сидячее положение, взгляд полон смертельной тоски).

СИЛЬВИЯ: (изо всех сил старается приподняться). Филипп! Подожди!

Ноги Сильвии на полу, она пытается подняться с инвалидной коляски.

Мне нечего прощать тебе! Нечего! Нечего!

Филипп без сознания откидывается назад. В смятении Сильвия пытается встать и подойти к нему. В то время как она пытается сохранить равновесие…

Подожди, Филипп, подожди!

Она смотрит на свои ноги, замечает, что стоит. Ошеломленная, полная надежды, она делает неуверенный шаг навстречу своему мужу.

Свет медленно гаснет

КОНЕЦ.

--">