Александр Моисеевич Володин - Агафья Тихоновна

отказать?

— Конечно, отказать.

— Да ведь как же это сделать? Как-то стыдно.

А он говорит:

— Почему же стыдно? Скажите, что еще молоды и не хотите замуж.

А я говорю:

— Да ведь они не поверят, станут спрашивать: да почему, да как?

А он говорит:

— Ну, так если хотите кончить за одним разом, скажите просто: «Пошли вон, дураки!»

— Как же можно так сказать?

— Ну да уж попробуйте. Я вас уверяю, что после этого все выбегут вон.

— Да ведь это выйдет уж как-то бранно.

— Да ведь вы их больше не увидите, так и не все ли равно.

— Так они же на меня рассердятся.

— Какая ж беда, если рассердятся? Если бы из этого что-нибудь бы вышло, тогда другое дело; а ведь здесь самое большое, если кто-нибудь из них плюнет в глаза, вот и все.

— Ну, вот видите!

— Да что же за беда? Ведь мне вот плевали несколько раз. Если бы, другое дело, был далеко платок, а то ведь он тут же в кармане, — взял, да и вытер…

Не думайте, господа, своими достоинствами я не обольщаюсь. И отлично знала, что им в первую очередь от меня было надобно. Каменный дом, да флигеля два.

На другое утро первым пришел Яичница.

«Я, говорит, нарочно пришел пораньше, сударыня, чтобы поговорить с вами наедине, да или нет?» Не успела я собраться с духом, чтобы ответить, как тут же пришел и Жевакин. «Да или нет?» И Анучкин: «Да или нет?»

А я только одно бормочу всем:

— Не нужно-с… Не нужно-с…

— Как не нужно? — это Яичница. В каком отношении не нужно?

— Ничего-с, говорю, ничего… Пошли вон!

Далее плохо помню, что было. «Как «пошли вон»? Что такое значит «пошли вон»? Позвольте узнать, что вы разумеете под этим?

Я убежала от них, когда же пришла немного в себя, то из-за двери уже слышала скандал. Яичница грозился полицией, а невесте, мол, скажите, что она подлец, а дом строен в один кирпич, а в середине всякая дрянь, мусор, щепки, стружки…

Потом Анучкин кричал, что я необразованная, не знаю по-французски, хорошо Фекла ему ответила, что все святые говорили по-русски… А я думаю: что, если там Иван Кузьмич пришел и все слышит? И все ругательства, и что дом в один кирпич? Хотя: едва ли это может его интересовать, сколько кирпичей. Но однако же нехорошо, если он все это слышит…

Я сидела, вот так положив склоненную голову на руку, когда отворилась дверь, и они входят в комнату, Иван Кузьмич и его друг. И друг его говорит:

— Я привел к вам, сударыня… смертного, которого вы видите. Еще никогда не было так влюбленного — просто не приведи бог, и неприятелю не пожелаю…

Но Иван Кузьмич толкнул его под руку и тихо сказал:

— Ну уж, ты, брат, кажется, слишком.

Что же он имел в виду? Что он не так влюблен? Или, что его друг сказал такое слово: «неприятелю не пожелаю»?

А друг его опять обращается ко мне:

— Будьте посмелее: он очень смирен; старайтесь быть как можно развязнее. Эдак поворотите как-нибудь бровями или, потупивши глаза, так вдруг и срезать его, злодея, или выставьте ему как-нибудь плечо, и пусть его, мерзавец, смотрит!

Это на сцене только так считается, будто я слышу, а другой стоит рядом и не слышит. Иван Кузьмич, конечно, все это слышал и принял за шутку, и как бы улыбнулся.

«Ну, я оставляю вас в приятном обществе!» — Значит, его приятель сейчас уйдет, и мы останемся одни наедине. «Смелее! — говорит. — Смелее!» — Не поняла, кому это он сказал, Ивану Кузьмичу или мне. И ушел. И мы остались вдвоем…

— Прошу покорнейше садиться.

Он сел, а я села напротив него.

— Вы, сударыня, любите кататься? — спросил он по прошествии времени.

— Как-с кататься?

— На даче очень приятно летом кататься в лодке.

— Да-с, иногда приятно со знакомыми прогуливаемся.

— Вы, сударыня, какой цветок больше любите?

— Который крепче пахнет-с: гвоздику.

— Дамам очень идут цветы.

— Да, приятное занятие…

— Вот скоро будет екатерингофское гулянье.

— Должно быть, веселое будет гулянье!..

Не знали мы, не знали мы, что не встречать нам этот праздник вместе…

— Какой это смелый русский народ!

— Как?

— А работники. Стоит на самой верхушке… Я проходил мимо дома, там щекатурщик щекатурит и не боится ничего.

Но тут Иван Кузьмич вдруг забарабанил пальцами по столу, взял свою шляпу и стал раскланиваться.

— А вы уже хотите…

— Да-с, говорит. Извините, что, может быть, наскучил вам.

— Как-с можно! Напротив, я должна благодарить за подобное препровождение времени.

На эти слова он --">