Савелий Куницын - Соседи

Ты ощущаешь, что с каждой секундой пальцы зажатой, будто в тисках, руки немеют всё больше.

Рычащий ротвейлер висит на твоей руке мёртвой хваткой не меньше пятнадцати секунд. Что интересно, тебе за это время даже в голову не приходит как-то ударить собаку. Эта мысль словно избегает тебя в силу своей противоправности…

У собак нет мышц брюшного пресса. Поэтому достаточно лишь сильно пнуть ей мыском ботинка в область брюшины, и она может умереть.

И вот когда тебя вдруг будто озаряет мысль "А какого хера? Она же на меня напала", ты тут же сильным тычком вонзаешь в грудину рычащего ротвейлера крестовую отвёртку.

Собака глухо взвизгивает, и ты чувствуешь, что её хватка на твоей онемевшей руке ослабевает. Тогда ты ещё два раза с силой втыкаешь отвёртку в собачью грудину.

Ротвейлер выплёвывает твою руку и глухо заваливается на железобетонные ступени. Ты удивлённо смотришь на массивное собачье тело, которое лежит у твоих ног, и далеко не сразу понимаешь, что хозяйка убитой собаки кричит на тебя и проклинает.

– Засужу, тварь! – горланит она на все этажи и опускается перед своим любимцем на корточки. – Что ты натворил, паскуда?!

– Иди ты на хер, – тихо отвечаешь ты и с окровавленной отвёрткой поднимаешься домой.

Эти соседи с бойцовскими собаками… У твоей знакомой, которая работает кинологом, есть своя гипотеза насчёт таких людей.

Она считает, что всякий, кто обзаводится собакой бойцовской породы, находится во внутреннем конфликте с обществом. Такой человек насторожен. То есть в глубине души он просто боится общества и поэтому старается создать вокруг себя некую неприкосновенную ауру, силовое поле, которое никто не сможет пересечь. Этот человек погружает себя в кокон отчуждения.

Все эти бойцовские собаки, говорит твоя знакомая, ты когда-нибудь смотрел в их глаза? Они же холодные и бессмысленные. Бездумные поросячьи глазки… Особенно у питбулей. Человек от такой собаки не ждёт преданности и внутреннего тепла, как от немецкой овчарки или лабрадора.

Такие собаки – это некое подобие рва с водой вокруг твоей крепости. Подобие частокола или металлического забора под напряжением.

Люди боятся других людей и поэтому хотят, чтобы те боялись их.

Это наши соседи. Соседи любого из нас. Каждого.

Они боятся нас, а потому хотят, чтобы мы боялись их…

Годы спустя ты несколько раз бывал неподалёку от того дома, где вы раньше жили в коммунальной квартире. Ты видел во дворе того парня, которого изгрыз ротвейлер…

Толстый друг выкатывал его на инвалидной коляске в тень деревьев и сидел рядом с ним на скамейке. Они всё время о чём-то говорили.

Лицо этого парня – это лишь то, что смогли пересадить хирурги, пытаясь придать его облику хоть толику былой человечности…

Он не может улыбаться. Нервы не передают в лицевые мышцы электрические импульсы.

Только лишь кривая, исковерканная мощными челюстями ротвейлера рожа когда-то красивого мальчишки…

Теперь, когда он улыбается, он так и говорит своим искорёженным ртом без губ: я улыбаюсь, Толя…

Когда опечален, то так и говорит: я грущу, Толя…

Все эти его слова… Это как пародия на смайлики в интернет-переписке.

Четыре дня назад ты был пьян. Сидел дома и пил. Один.

На твой мобильный опять был звонок с этого знакомого номера.

Стоит нажать кнопку вызова, и усталый мужской голос начнёт уговаривать тебя достать для него взрывчатки.

Да, именно так. Будет просто просить у тебя взрывчатку.

У тебя, у капитана милиции.

Полторы недели этот голос звонит тебе и просит достать ему взрывчатку.

Иногда он не просто просит, а умоляет. Через слёзы и всхлипывания.

Обычно он звонит пьяный или что-то около того…

Голос говорит в трубку: да помоги же мне, наконец… Достань мне эту чёртову взрывчатку. Достань, капитан… Я уже не могу больше…

Голос обычно говорит: они не должны жить, капитан… Никто из них не должен…

Говорит: у вас же там есть горы конфиската. Я знаю ведь, капитан… Ворох изъятых пистолетов, автоматов и немного взрывчатки…