Эндрю Ваксс - Реальный мир

пехота. Плохое — то, что ты становились тупым. Тебя переставало волновать, убьют тебя или нет. Или, наоборот, ты параноидально начинал палить по листьям, стоило им шевельнуться. Все это могло убить тебя — поэтому, мы должны были быть тихими.

Этому я там научился, как быть тихим.

Однажды меня подстрелили. Когда я был еще в пехоте. Не такое уж сильное ранение. Не «ранение на миллион долларов», как оно называлось, когда оно было достаточно серьезное, чтобы тебя отправили обратно, в Мир, но не такое сильное, чтобы ты стал калекой. Лучшее, что могло дать ранение, это быть серьезным, чтобы тебя отправили домой и демобилизовали. Они измеряли неспособность воевать в процентах, например, десять процентов неспособности или тридцать или еще сколько-то.

Меня ранили в ногу. Даже не пулей, осколок от минометного залпа попал под навес, где мы окопались. Я не вернулся в Мир. Они дали мне медаль. «Пурпурное сердце». У некоторых ребят был целый букет из них. Никого это не волновало, кроме лейтенантов и смертников — вот они сильно хотели их заполучить.

Когда я вернулся в Мир, я просто плыл по течению какое-то время. Как и многие ребята. Я знаю, потому что я встречался с ними в тех же местах, где я болтался.

Я попал в тюрьму за воровство. За ограбление, точнее. Есть разница. По крайней мере, для закона. Первое, это когда ты берешь что-то, что не твое. Второе, то же самое, но когда ты забираешь это у человека. В общем, общественный защитник рассказал судье ту же историю, что и в первый раз. Я не имею в виду, что это был тот же парень, общественный защитник, он только рассказывал то же самое. Но на этот раз, вместо того, что я собираюсь послужить своей стране, он сказал, что я уже послужил ей, понимаете? Судья был одним из тех либералов. У него были длинные волосы и все такое. Вероятно, он был против войны. Или он был в юридической школе и не должен был идти воевать. Или еще что-то. Я знаю, что он никогда там не был, потому что я всегда могу это отличить. Но теперь это так… модно презирать ветеранов вьетнамской войны. Поэтому он сказал большую речь и дал мне пять лет. Вместо двадцати пяти, которые он мог мне присудить, как сказал адвокат. Как если бы он провел очень хорошую работу. Адвокат, не судья.

Меня это сильно не волновало. Я подумал, что тюрьма такая же, как армия. А охранники — как вьетконговский освободительный фронт. Но все было не так. Главным образом заключенные воевали друг с другом. Обычно расовые разборки, но это могло случиться из-за любой нелепости. Это было похоже на армию, но не так сильно. И почти никогда конфликты не выходили за рамки.

За исключением лейтенантов. Их никто не любил. С ними нельзя было бороться — это сразу отправляло тебя в тюрьму, даже хуже, — но были ребята, которые бросили гранату, прямо в траншею, где окопался один лейтенант. Все это видели, но никто ничего не сказал.

В тюрьме, большинство охранников были белыми. А большинство заключенных черными. Вроде как в армии тоже, за исключением того, как я сказал, никто не думал, что охранники были лейтенантами, если вы понимаете, о чем я говорю.

Там было много убийц. Они никогда не называли себя так, они называли себя киллеры. Если бы они побывали в армии, особенно в пехоте, они бы знали разницу.

В любом случае, меня не волновало, как они там себя называют, поэтому, я ничего не говорил никогда.

Знаете, что забавно? В армии я никогда не изучал что-либо полезное для жизни в Мире. В тюрьме я тоже не научился ничему полезному для жизни в Мире. Но то, чему я научился в армии, помогло мне в тюрьме. И я думаю, что если бы я сначала попал в тюрьму, то это помогло бы мне в армии. Странно, да?

Как бы то ни было, я возвращался отовсюду. Каждый раз я возвращался в Мир.

Что я делаю сейчас? Я вожу грузовик. Так что я провожу много времени в дороге. У меня никогда, на самом деле, не было дома и это было нормально. До тех пор, пока я не встретил Норин. Она работала на одной из остановок. Я не имею в виду «работает», как когда говорят «работающая девочка».

Понимаете, на всех остановках грузовиков есть шлюхи. «Партия ящериц», как их называют. Вы даже можете позвонить заранее на остановку, сделать заказ, если хотите. Но Норин была официанткой. Еще она иногда сама готовила.

Мне она по-настоящему нравилась. Она говорила о том, в чем я совсем не разбираюсь, но мне все равно нравилось ее слушать. И вы знаете, что мне нравилось в ней больше всего? Она писала мне письма. В дорогу, так, что --">