Роберт Альберт Блох - Чучело белки

тот момент в Париже находился я. Вы послали за мной. Вы отдали себя в мои руки. Вы сказали, что если я верну пропавший предмет, вы никогда не забудете об этом. Eh bien! Вот я и напомнил вам.

Месье Папопулос тяжело вздохнул.

— О самом неприятном моменте в моей жизни, — тихо сказал он…

ДРАМА В МЕСОПОТАМИИ

…Как обычно, ворота были заперты в десять часов. Ни один из домочадцев, однако, не смог припомнить, чтобы он отпирал их утром. Из двоих мальчишек-слуг каждый считал, что ворота отпер другой.

Возвращался ли отец Лавиньи накануне вечером? Не мог ли он во время своей прогулки заметить что-то подозрительное, попытаться выяснить, в чем дело, и стать третьей жертвой?

Капитан Мейтленд резко обернулся на звук шагов. К нему подошел доктор Рейли в сопровождении мистера Меркадо.

— Хелло, Рейли. Выяснили что-нибудь?

— Да. Адское зелье — из местной лаборатории. Мы с Меркадо только что проверили наличие реактивов. Пропала соляная кислота.

— Из лаборатории, вот как? Кислота, конечно, была под замком?

Мистер Меркадо покачал головой. У него дрожали руки и подергивались мышцы лица.

— Мы никогда ее не запирали, — сказал он запинаясь. — Понимаете, мы постоянно пользуемся кислотой. Я… Никому и в голову не могло прийти…

— Но сама лаборатория запирается на ночь?

— Да, все комнаты запираются. Ключи висят в общей комнате.

— Значит, тот, у кого имеется ключ от общей комнаты, может завладеть всеми остальными?

— Да.

— И это самый обычный ключ, я полагаю?

— О, да.

— Нет никаких свидетельств того, что мисс Джонсон сама взяла кислоту из лаборатории? — спросил капитан Мейтленд.

— Она ее не брала, — убежденно и громко сказала я.

И тут же почувствовала, как кто-то предостерегающе прикоснулся к моей руке. Рядом со мной стоял Пуаро.

А затем произошла жуткая вещь.

То есть, не сама по себе жуткая, — в сущности, происшествие было просто нелепым, — но именно поэтому всем стало не по себе.

Во двор въехала машина. Она остановилась, и из нее выпрыгнул маленький человечек в тропическом пробковом шлеме и коротком сюртуке военного покроя.

Человечек направился прямо к доктору Лейднеру, стоявшему рядом с доктором Рейли, и экспансивно пожал руку археологу.

— Vous voila, топ cher! — воскликнул незнакомец. — Счастлив вас видеть! Я заезжал в субботу — по пути к итальянцам в Фуджиму, — сходил на раскоп, но там не оказалось ни единого европейца, а я — вот досада! — не говорю по-арабски. Зайти в дом не хватило времени. Сегодня я выехал из Фуджимы в пять утра, два часа пробуду с вами, а затем догоню свой караван. Eh bien, как проходит сезон?

Действительно жутко.

Довольный голос, беззаботные манеры, обыденная нормальность, для нас, увы, оставшаяся в прошлом. Ничего не подозревавший человечек вихрем ворвался в нашу жизнь, исполненный жизнерадостного добродушия.

Не стоило поэтому удивляться, что доктор Лейднер лишь издал нечленораздельный звук и с немой мольбой посмотрел на доктора Рейли.

Тот не подвел его.

Попросив человечка отойти в сторонку (это оказался французский археолог Веррье, проводивший раскопки на греческих островах), он объяснил, что у нас произошло.

Веррье пришел в ужас. Последние дни он провел в полном отрыве от цивилизации на раскопках у итальянцев, куда не доходили даже слухи о текущих событиях.

Он начал рассыпаться в извинениях и соболезнованиях. В конце концов он подошел к доктору Лейднеру, схватил его за обе руки и горячо заговорил:

— Какая трагедия! Мой Бог, какая трагедия! У меня нет слов! Mon pauvre colleuge!

Покачав головой в последней — не слишком удачной — попытке выразить охватившие его чувства, человечек забрался в свой автомобиль и покинул нас.

Как я уже говорила, комизм нелепого происшествия подействовал на нас хуже, чем все, случившееся до сих пор.

— А теперь, — твердо сказал доктор Рейли, когда Веррье уехал, — все мы идем завтракать. Да, да, я настаиваю. Пойдемте, Лейднер, вы должны поесть.

Бедный доктор Лейднер едва держался на ногах. Он последовал за нами в столовую, где нам был подан траурный завтрак. Я думаю, горячий кофе и яичница пошли всем на пользу, хотя, в действительности, есть никому не хотелось. Доктор Лейднер выпил немного кофе, а так все больше просто сидел и бесцельно вертел в руках ломоть хлеба. У него было серое, осунувшееся от страданий лицо. Он выглядел ошеломленным.

После завтрака --">