Зои Стейдж - Молочные зубы

тяжеленной глыбой. Ханна сидела, подперев ладонью щеку, поглощенная своими мыслями, без тени эмоций на лице. Такой она обычно бывала перед экраном телевизора. Сюзетта взглянула на картину в раме, привлекшую внимание дочери. Квадраты блеклых цветов. По движению глаз Ханны она хотела понять, пытается ли та их сосчитать или сгруппировать по сходным оттенкам. Дочь делала вид, что не замечает присутствия матери, и в этом нежелании смотреть на нее Сюзетта увидела привычный укор. После стольких лет она потеряла счет грехам, за которые несла наказание.

Возможно, Ханна все еще сердилась, что у них закончились бананы. Перед этим она ударила кулаками по столу, сердито глядя в тарелку, в которой не было ничего, кроме хлопьев. Может, дочь затаила обиду за прошлый вечер, неделю или день. Ханна не знала, что Сюзетта не хотела делать ей еще одну томографию – радиация, в пятьсот раз превышающая обычный рентген, – но уступила желанию Алекса. Соображения, которыми руководствовался муж, основывались на прагматичной уверенности, что прогрессу дочери в развитии речи препятствует физиология. Он не видел, что вытворяла девочка, а Сюзетта никогда не могла сказать ему, в чем действительно заключалась проблема и что все это было одной сплошной ошибкой: она не умела быть матерью и удивлялась, как это вообще когда-то показалось ей хорошей идеей. И, видимо, поэтому во всем с ним соглашалась. Ханну, конечно же, обследуют еще раз. Им, разумеется, надо знать, нет ли у нее физических недостатков.

Сюзетта посмотрела на дочь. Как же они были похожи: темные волосы, большие карие глаза. Хоть бы она унаследовала что-то от Алекса. Сюзетта нарядила Ханну: надела новые гольфы и сандалии с ремешком. На ней же было шелковое платье спортивного покроя, перетянутое на талии ремнем, чтобы подчеркнуть фигуру, и туфли, стоившие целое состояние. Сюзетта понимала, что так наряжаться, отправляясь к врачам, глупо, но боялась, что ее сочтут плохой матерью. Так хотя бы никто не скажет, что ее ребенок выглядит неухоженным. К тому же у Сюзетты было так мало других возможностей надеть что-нибудь изысканное, потому что все время приходилось сидеть дома с Ханной. Раньше она любила наряжаться, отправляясь к Алексу на корпоративные вечеринки. Ей нравилось, что он не сводил с нее сладострастного взгляда, когда она попивала вино и болтала с другими мужчинами.

Тогда еще они пытались прибегнуть к помощи нянь, однако те быстро сбегали, и в конце концов, им пришлось сдаться. Алекс отнесся с пониманием, его вечеринки стали реже и короче, но тем не менее ей не хватало непринужденной обыденности, которой они когда-то наслаждались с Фионой, Сашей и Нгози. Сюзетта никогда не спрашивала, рассказывает ли Алекс о ней на работе или же ведет себя так, будто ее больше нет.

С волнением ожидая, что скажет доктор – и что он, возможно, станет ее критиковать, – она стала барабанить пальцами по руке Ханны. Та отдернула ладонь и уткнулась подбородком в грудь, все так же глядя на пеструю картину, которая ее словно гипнотизировала. Сюзетта чувствовала, как все тело затекло. От этого неприятно саднила недавняя рана, и женщина потянулась, пытаясь расслабиться. После операции, сделанной восемь недель назад, она впервые устроила себе такую продолжительную прогулку. На этот раз процедуру провели лапароскопическим методом, поэтому реабилитация казалась легче, хотя ей все равно пришлось попросить доктора зафиксировать шрам.

Уродливая неровность рубца, спускавшаяся с правой стороны от пупка вниз глубокой шестидюймовой бороздой, всегда беспокоила ее. Алекс говорил, что эта деталь ее совсем не портит, наоборот, свидетельствует о ее внутренней силе, позволившей выжить, несмотря на перенесенные страдания. Сама же она не нуждалась в напоминаниях о тех отвратительных сиротливых годах, о затаившемся внутри нее враге или об убийственном безразличии собственной матери.

Как водится, первая операция, сделанная в семнадцать лет, вселила в нее такой ужас, что она отвергала рекомендации доктора Стефански до тех пор, пока не возникла опасность прободения кишечника. Поначалу сужение выводного канала отзывалось лишь легкой болью, и она сократила потребление клетчатки. Ей казалось, что активное лечение – впрыскиваемый в кровь препарат биологического происхождения – устранит наиболее тяжелые симптомы болезни Крона^[1]. Так оно и вышло. Но когда воспаление отступило, вокруг стриктуры в кишечнике --">