Джо Р Лансдейл - Заключенный 489

растения и неприхотливые цветы, красные, жёлтые, оранжевые, белые.

Иногда в нем выращивались овощи. Но их выращивал не Бернард, он вообще не работал в саду, этим занимался Уилсон. Уилсон был всего лишь ребёнком, но у него был талант к садоводству. Он мог вырастить такие сочные помидоры и огурцы, что вы бы заплакали от удовольствия, поедая их.

Семья Уилсона была фермерами, поэтому он точно знал, что нужно делать. Он много времени проводил в саду, устанавливал подпорки для томатных лоз, обрабатывал тыкву и огурцы. Также посадил несколько грядок картофеля. Помимо этого то тут, то там росли горох и островки кукурузы.

По ночам Бернард будто слышал, как они растут. Кукуруза издавала такой звук, будто маленький человечек хрустит суставами, дорожка из белых камней, которую смастерил Уилсон, блестела в лучах солнца и светилась в лунном свете.

Словно змея, она вилась к побережью, но не доходила до него. Уилсон сказал, что обязательно закончит её, когда у него будет время. Времени у него было предостаточно, что не скажешь о желании. Камни были тяжелыми, конечно, он мог их покидать в ковш погрузчика, перевезти к бункеру и переложить, но на это ушло бы слишком много времени, а Уилсон больше времени возился с цветами и овощами.

И Бернард был рад этому.

Садик был очаровательный, самое то для красивого островка. Уилсон делал и другую работу: управлял техникой, чинил то тут, то там по мелочи. У него все получалось, и на него можно было положиться, но Тоглу в этом не было равных. Казалось, что Тогл родился с одной рулеткой в одной руке и молотком в другой. Тогл был из тех людей, который мог без проблем починить мотор или заменить шину. Забавно, но всему этому их научил Бернард.

Сейчас то, чему он учил их, стало их главными обязанностями. И они превзошли его. Бернард был их начальником или кем-то вроде того. Уилсон и Тогл называли его боссом или просто Бернардом. А за спиной, он знал, потому что они не особо скрывались, Тогл называл его сукиным сыном. Бернард неплохо ладил с Уилсоном и чуть хуже с Тоглом, но остров — не то место, где имело смысл заводить друзей или семью.

Если у него и была какая-то семья, то он совсем её не помнил. Самые ранние воспоминания начинались, когда он попал в приют, а затем и в приёмную семью. Он помнил, как стал прислуживать в церкви, и священник засунул свой член ему в задницу. А потом долго плакал и просил никому не рассказывать, потому что тогда бог простил бы их обоих. Только Бернард не понимал, за что его самого нужно прощать, его изнасиловали, и любой бог, готовый это простить, не заслуживает, чтобы в него верили.

После это его жизнь пошла под откос, потому он и оказался здесь. Множество мелких преступлений и тюрьма, потом пришли те люди в костюмах, посмотрели на него сквозь решетку и сказали: "Мы думаем, ты создан для чего-то лучшего."

Видимо, вот это они считали лучшим. Хотя, когда ярко светило солнце, сверкало синее море, и небо заливал лунный цвет, и сияли звёзды, словно глаза диковинных животных, жизнь казалась не такой уж плохой. Уж по-любому, в тюремной камере три квадратных метра с кроватью.

Лучше регулярных встреч с Бастером, который требовал снять нижнее бельё и ходить в тюремный робе, как в юбке. Это лучше было, чем смотреть через решетку камеры и видеть, как твоя жизнь утекает, как песок сквозь пальцы. В правом дальнем углу сада, в почти не видном из окна, возле которого стоял Бернард, было кладбище.

У него тоже было название, как и у всего на этом острове — Страж острова, Большой спуск. Оно называлось Удел. Именно благодаря Уделу у них была работа. Хотя делать было нечего так уж много. Они дожидались вести о новых покойниках, а в перерывах между захоронениями тел просто ждали.

Остров был такой же тюрьмой, разве что на нем не было решеток, и никто не мешал купаться голышом. Перекрученные деревца с тёмной корой и с шипами толщиной с большой палец толстяка хаотично росли возле Удела. На окраине Удела росло одно большое дерево ближе к побережью. Оно не было высоким и не имело шипов, но его ствол был настолько толстым, что потребовалось бы четыре человека, чтобы обхватить его.

Могилы были помечены простыми белыми табличками с чёрными символами на них. Числа на надгробьях соответствовали именам, записанным в книге Денворда. Никакой информации о покойных, точней о казненных, не было даже даты рождения, только дата и место захоронения и номер — здесь похоронен номер 73, а там — номер --">